Журнал "PostKlau"

Протодиакон Герман Иванов-Тринадцатый(Франция)

СТО ЛЕТ …(часть II)

К зловещей дате 2/15 марта

Но вернёмся к февралю, ко дням, предшествовавшим вынужденному отречению и к той обстановке, царившей вокруг Государя в умах Его изменников. Нельзя в рамках статьи дать исчерпывающую картину этой жуткой обстановки. Ограничимся ещё раз выдержкой из всё той же книги генерала Деникина : «В состав образовавшихся кружков входили некоторые члены правых и либеральных кругов Государственной Думы, прогрессивного блока, члены Императорской фамилии и офицерство. Активным действиям должно было предшествовать последнее обращение к Государю одного из великих князей… В случае неуспеха, в первой половине марта предполагалось вооруженной силой остановить Императорский поезд во время следования его из Ставки в Петроград. Далее должно было последовать предложение Государю отречься от престола, а в случае несогласия, физическое его устранение ». И написано это весьма хладнокровно, без лишних эмоций. Вот такая была программа, вот какого духа были господа февралисты …

В начале статьи мы писали, что заговорщикам во что бы то ни стало надо было свергнуть Царя до готовящегося весеннего наступления, которое неминуемо должно было закончиться блестящим успехом и принести долгожданную  победу. Военные лучше всех об этом знали, в частности генералы-изменники, почему и готовы были на самые экстренные меры для достижения своей пагубной цели. К тому же выводу приходили политиканы-думцы, отчего так суетились ибо, если не сейчас, то надолго провалятся все их республиканские надежды. Керенский на заседании Судебных деятелей столицы за несколько дней до революции, запальчиво, то истерично, то плаксиво, выкрикивал: «Поймите же, наконец, что революция может удасться только сейчас, во время войны, когда народ вооружен и момент может быть упущен навсегда»! Милюков, нельзя более откровенно, об этом же свидетельствовал : «Вы знаете, что твёрдое решение воспользоваться войною для производства переворота было принято нами вскоре после начала этой войны. Заметьте также, что ждать больше мы не могли, ибо знали, что в конце апреля или начале мая наша армия должна была перейти в наступление, результаты коего сразу в корне прекратили бы всякие намёки на недовольство и вызвали бы в стране взрыв патриотизма и ликования » /из письма И.В. Ревенко, янв. 1918/.

В то время как все силы, вся воля страны должны были быть направлены к поддержке весеннего наступления, решающего судьбу войны – вот о чём думали и чем были озабочены эти свободолюбивые правдолюбцы. Как тут не вспомнить со вздохом, не раз уже цитируемого в наших статьях Винстона Черчилля в его воспоминаниях о Великой войне «Мiровой кризис 1916-1918», когда он был британским военным министром : «В марте Царь был на престоле ; Российская Империя и русская Армия держались, фронт был обезпечен и победа безспорна». Но иного духа были наши изменники-февралисты. «Воспользоваться войною ...» – какой позор ! Такими вот были они "патриотами", многими хвалимые, не побоявшиеся во время войны нанести фатальный удар своей родине. Благодаря таким людям Россия, столько сделавшая для победы союзников, принесшая столько жертв, осталась на обочине дороги, всеми оставленная, и на банкет победителей приглашённой не была. Архимандрит Константин /Зайцев/ кратко охарактеризовал этот факт следующим образом : «Россия-победительница была лишена плодов своей победы фактом низвержения ее в пучину революционной смуты».

                          Царский поезд, в котором было подписано отречение

Всем было ясно, как изменникам из Думы, так и социалистам, что никакого успеха в свержении Государя нельзя было ожидать без решающего участия военных и тут всё своё значение принимает деятельность Гучкова через возглавляемую им военную ложу. С самого начала войны революционеры пытались обеспечить себе содействие генералов, нащупывалась почва, возбуждались честолюбивые мечты, велись переговоры и таким образом сформировалась ячейка высокопоставленных военных, сочувствующих перевороту и готовых принести свою помощь.

Итак, изменническая деятельность началась задолго до февраля и об этом определённо знал генерал Алексеев, как и другие лица высшего командования знали, что подготавливался заговор с целью низложить Государя, тогда как по своему положению они были призваны защищать Монарха, отечество и закон. Как объяснить, что, зная об этом, начальник штаба Ставки, фактический руководитель всех военных действий и правая рука Императора-Главнокомандующего  генерал Алексеев, не попытался пресечь эту преступную затею и не счёл нужным предупредить Государя, как повелевал ему долг воинской присяги ? Ответ сам напрашивается, и он однозначен. Самое печальное, что генерал Алексеев не питал никакой антипатии к Государю, наоборот, но по всей вероятности слишком далеко уже зашёл в тайну заговора и не нашёл в себе сил воспротивиться влиянию заговорщиков. Как липкая паутина, тлетворная волокита заваренная военной ложей окутала несчастного старого генерала и он стал игрушкой, вернее необходимым орудием, в руках злоумышленников. Полностью доверяясь паническим  сведениям Родзянко, Гучкова и прочих думцев о будто безвыходном политическом положении в столице, "о вспыхнувшей ещё не бывалой революции", Ставка признала революцию победившей, сочла необходимым пойти на уступки общественности  и "для блага России"  передать власть в другие руки. И тут  генерал Алексеев  взял на себя поистине роковую ответственность, о чём уже на второй день революции горько сожалел: «Никогда не прощу себе, что поверил в искренность людей некоторых, послушался их и послал телеграмму главнокомандующим по вопросу об отречении от престола». Но было уже поздно сожалеть ...

Самодержавный Царь, по естественным соображениям, решительно отклонил настойчиво предложенный Ему в первое время "компромиссный вариант" –  дать согласие на ответственное министерство. Государь ничуть не проявлял  слабоволия в эти дни, наоборот Он энергично реагирует. Даёт распоряжение приостановить на месяц работу Государственной думы. В ответ на спровоцированный масонским заговором бунт в Петрограде, из Ставки посылает корпус генералаН.И. Иванова в помощь командующему войсками Петроградского округа генералу С.С. Хабалову, которому был дан  приказ  о немедленном прекращении всех беспорядков в столице,  а сам Государь отправляется поездом к командующему Северным фронтом генералу Н.В. Рузскому, у которого надеется найти эффективную помощь.

Но события развиваются вопреки воле Государя. За Его спиной, генерал Алексеев, своею властью (!) останавливает Гвардейские и верные части, намеченные к отправке в Петроград для подавления бунта и отправляет их назад. Момент, чтобы остановить анархию в столице был этим навсегда упущен. Настоящий карнавал безумия охватывает Петроград. В столице солдаты отказываются подчиняться генералу Хабалову. Дума не только игнорирует указ Государя, но организует Временный комитет, ставший основой для формирования Временного правительства. Дума фактически возглавляет революционное движение и солдатский бунт разрастается до победоносной революции. Надеявшись найти в лице генерал-адъютанта Рузского сильную опору, Государь выслушивает от него наглое требование "сдаться на милость победителя" и подсознательно понимает, что если Он ему прикажет подавить бунт в столице, то тот не подчинится приказу и в итоге Рузский, грубым насилием, принуждает Царя подписать заготовленный текст отречения.

А тем временем, генерал Алексеев рассылает всем главнокомандующим фронтами свою взволнованную, тонко придуманную телеграмму, полностью основанную на информации Родзянко,составленную в очень настойчивых выражениях, и в которой подсказаны желаемые ответы : «Время не терпит, дорога каждая минута, иного исхода нет». А изложенная картина на самом деле была представлена безвыходной и фактически не оставлялось другого выбора, как высказаться за отречение. Коллективное выступление всех командующих фронтами с ''верноподанническим советом''отречься ''для блага страны''(!), было для Государя сокрушительным ударом. Манёвр генерала Алексеева сыграл решительную роль. Одни сознательно изменяли, другие, не будучи в состоянии ставить под сомнение такие утверждения, исходящие от начальника штаба Главнокомандующего, как  : «Династический вопрос поставлен ребром /…/ Войну можно продолжать до победоносного конца лишь при исполнении предъявляемых требований относительно отречения от престола/.../ Необходимо спасти Армию от развала», не проверяя достоверность этой убийственной картины генералы покорялись изменникам. Мы знаем, что эти фатальные ответные телеграммы, в принципе ближайших военачальников, стали той последней каплей, вынудившей Государя издать Свой Манифест.

В монархическом журнале «Штандарт», в 1954 году, было опубликовано подробное исследование «Генерал-Адъютанты изменники», в котором представлены и проанализированы ответы командующих фронтами на призыв генерала Алексеева. То, что для самого юного прапорщика – верность присяге – было не подлежащим сомнению постулатом, для убелённых сединами и почестями генералов стало в роковой момент второстепенным предметом. И в этот позорный час, забывший присягу русский народ, как некогда Иудеи, стал добровольно кричать : «Расни, Распни Его»! Поэтому следует особо подчеркнуть, что Государь Николай II  отрёкся от престола не из слабоволия,как более-менее общепринято говорить, а из-за невозможности исполнять свое Царское служение, что собственноручно скрепил в эту же ночь в своём Дневнике знаменитой убийственной формулой : 

То, что произошло в этот роковой день было именно свержением, а не добровольным отречением Царя. Не Царь отрёкся от России, а, до некоторой степени, Россия, в лице своей элиты, отреклась от Царя и, по чувству стадности, революционные бредни, как лесной пожар,  распространились среди широких масс народа. Революция была нужна лишь отщепенцам русского народа, той  ''передовой интеллигенции'', работавшей над этим со времён разных Герценов и прочих Чернышевских, только и живших мыслью о свержении ненавистного Самодержавия. 

Этот тлетворный дух – «Россия беременна революцией» по не совсем серьёзному определению Милюкова – в тогдашней предреволюционной обстановке воплощался  в  предательской формуле того же самого Милюкова, своего рода кредо ''передового общества'' : «Лучше проиграть войну, лишь бы не Романовы».

  Продолжение следует...