Фото  Маргариты Ваняшовой

В Театре имени Федора Волкова вышел спектакль Глеба Черепанова по мотивам оперы Джона Гея и Иоганна Кристофа Пепуша. 

                    

«Опера нищих», недавно появившаяся на подмостках Волковского театра интересна попытками освоения новых форм. А поучительна своими издержками, сказавшимися в механизме создания постмодернистского текста спектакля, в заведомой  нейтрализации дискурса.

 

 

 

.      ПОВЕРХ БАРЬЕРОВ. ВРЕМЯ СОБИРАТЬ КАМНИ

 

Без «Призрака оперы» Уэббера и постановочных приемов  Хэла Принса ярославская «Опера нищих» не обошлась:  формат «шоу в шоу», маски и полумаски, человек, запертый в клетке,  колдовское озеро (ставшее в спектакле пародийным «Озером Надежды»),  утрированные голосовые  характеристики персонажей, кукольные мотивы, стропила, на которых подвешен герой (в «Опере нищих» он нисходит с небес и возносится к ним), и даже падение стены (декорации) в первом акте.  Заимствования, столь очевидные и столь модные в нынешнем постмодерном дискурсе, разумеется, подверглись перекодировке смыслов.

 

Сценограф Тимофей Рябушинский воздвигает в центре сцены нечто вроде готического приюта. Внезапно передняя стена стремительно рушится. Десятки каменных плит со всей тяжестью летят в первый ряд –  зрители в ужасе вжимаются в кресла. Это розыгрыш - блоки картонные, летят в оркестровую яму, но это и  притча. Время разбрасывать камни, - говорит театр, - но время и собирать камни. Собирайте кубики смыслов,  соединяйте распавшуюся  связь времен!

Многие находки режиссера интересны, но чем внимательней рассматриваешь  «чудовищные ребра» «Оперы нищих»,  тем все  более думаешь о переизбыточности  зрелища.

-  Оставьте «стихийный лабиринт, непостижимый лес» придумок и изобретений, - говорят вам как бы со сцены. – Зачем вам смыслы?  Наслаждайтесь визуализацией, музыкой, сольными партиями и хоровыми сценами, световыми эффектами, наконец, игрой первых «сюжетов» Волковской сцены!

                  В роли мистера Пичем Владимир Майзингер

Вкрадчивой походкой, с сознанием собственного мрачного величия и великолепия выходит на сцену Крестный отец мафии или синдиката мистер Пичем – Владимир Майзингер. У него имидж респектабельного адвоката, хотя он на деле адвокат дьявола. Люди в черном – его окружение и его страсть, и сам  он – Черный Человек из фильмов ужасов. Его рабы - в серых бесформенных балахонах, с лицами, закрытыми масками. Майзингер виртуозно владеет десятками интонаций, внезапными контрастами поведенческих сдвигов и речевых характеристик. Диалог со своими подручными Пичем начинает с бархатного интонирования, с заботливой нежности, которую сменяют лагерно-тюремные словечки и жестокость. Но он же -  заботливый и любящий отец, дающий Полли рецепты избавления от муженька, дабы стать богатой вдовой.

                             Полли - Дарья Таран

            Весь первый акт можно назвать вполне удавшейся историей о семейке Пичемов, где мать, отец и дочь - в равной степени откровенно циничны, насмешливы, их парадоксальная «школа воспитания» - настоящая школа злословия, театр в театре. Одно из самых ярких явлений -  миссис Пичем – Анастасия Светлова, харизматичная в своей порочности, одержимая в своих фантазиях и фантазмах.  Все семейное трио – вместе с Полли – Дарьей Таран - живой нерв спектакля, вопреки марионеточному или монструзоному облику.  Способ существования актеров - гротеск, пародия, сарказм, кукольность, буфф, балетные антраша, сольные вокальные выходы.

Среди изящных, гибких, умных работ спектакля - Филч в исполнении Кирилла Искратова - лицедей, магнетизер, злодей, изобретающий человека - идеальную куклу. Он сам пластически идеальная кукла, верный раб Пичема. В этой роли 28 апреля мы увидели Максима Подзина, ставшего в представленной кунсткамере монстров одной из магических фигур.  

                           Анастсия Светлова и Максим Подзин

Внезапно действие прерывается,  актеры выходят на прямое общение со зрителями.  Монстры становятся актерами, самими собой в привычной репетиционной обстановке. Пьют чай, подкалывают друг друга, торопятся на выход. Зрителей по-свойски вводят в рабочее пространство театра и репетиций, им по нраву человечность и откровенность диалога, иронические легкие перебранки актеров, а главное – на время  исчезают «люди в черном», искусственные создания.  

Анастасия Светлова  становится почти самой собой, она и Светлова, она и Примадонна - Актриса, она - и Мастер, дающий мастер-класс на фестивале БТР. Грани достоверности и пародийности размыты - создается ощущение близкого присутствия и сокровенности, актерского наслаждения игрой и самоиронии. Чтобы оценить и понять мастер-класс актрисы  - надо осмыслить и прочувствовать роль Светловой - миссис Пичем во всем ее диапазоне.  В пении она держит дыхание вольно и открыто, от тончайших лирических нот, нежнейшей жертвенности, когда голос - на самых верхах - до гудящего, хрипящего, ернического, забубенного. Сквозь пародийность существования просвечивает повелительность,  властность, непререкаемость – черты миссис Пичем.  Вот она закуривает трубку,  муж подобострастно дает ей огня, для нее он либо «муженяка» (от деформированного «муженек»), либо вообще – «женушка». Фарс и серьезность, театрализация в кубе, клоунада. А на поворотах - внезапная резкая,  скульптурная, точеная классическая красота лица актрисы. Еще через секунду - жуткая гримаса, взрывающая даже тень гармонии....

                                      Пичемы - смешная парочка

Всякий раз, на каждом новом спектакле у Анастасии Светловой рождается новый текст. Играя премьеру, она обыгрывает премьерность как способ существования на сцене. Играя на БТР, она обращается к студентам, размышляет о театральной школе, дает уроки интонации и интонирования.  "Придирки"  ее к партнеру (Владимир Майзингер) -  условны, театральны, но невероятно убедительны. Прима сетует - жалуется зрительному залу, что  работает до седьмого пота, а партнер ей - "не додает"! Подпадает под огонь "критики" и  Девочка – по роли - дочка, молодая актриса (Дарья Таран - ее роль Полли Пичем - поющая и танцующая стрекоза! – несомненная удача спектакля). Примадонна улыбается - девочка работает только на одной ноте! – при этом узнаваемо пародийно, как свойственно примам, выдвигая на авансцену самое себя и собирая звенящие аплодисменты!

- И чему только учат в этих вузах? - спрашивает она. - Чему учат? А?!! Примадонна признается, что она приготовила во втором акте сюрприз для зрителей.

 Во втором акте зрителей ждет несколько сюрпризов. Главный сюрприз - хит "Озеро Надежды".... Другой - знаменитая сцена из «Ревизора» с маменькой и дочкой. Обе актрисы – Анастасия Светлова (Анна Андреевна) и Дарья Таран (Марья Антоновна) получают возможность блеснуть в гоголевском эпизоде.  В «Опере нищих» Дж. Гея Макхит приволакивается и за Полли, и за Люси. Маменька блистательно бранится с дочкой, пытаясь отвоевать желанного любовника. Обе актрисы играют «за себя и за того парня». Синему крашеному Макхиту в пространстве риторики и декламации Хлестаковым стать весьма проблематично, как и Воландом, и Великим Инквизитором.  

                     ЧЕЛОВЕК БЕЗ СВОЙСТВ

В развитие сюжета «Оперы нищих» неожиданно вторгаются фантазии на темы фильма «Аватар». Речь идет о визите Синего Пришельца – инопланетянина на Землю после Апокалипсиса (с обликом, как будто вполне человеческим, но без треугольных ушей).  Это Макхит (Руслан Халюзов). -  Кто же он? – волнуется публика.  - Бог или  Дьявол?  -  Ни тот, ни Другой.

 «Хочу, чтоб всюду плавала Свободная ладья, И Господа и Дьявола  Хочу прославить я». Более века назад эти строки Брюсова взорвали сознание читателя. Ныне – неразличение Бога и Дьявола в одном – возродилось в постмодерне, в культуре, в опыте власти, во всех сферах жизни.

                        Макхит - Руслан Халюзов

На фоне монстров в  фантастических костюмах фриков возникает Синий статуарный человек в нелепом костюме «эпохи Москвошвея».

Но жесты те же. Рука вождя, вытянутая вперед.  Воспомииание о прошлом и, возможно, о будущем. В замысле режиссера прочитывается стремление понять истоки Чары, феномена коллективного бессознательного, оболваненного сознания людей, обожествление Пустоты. Отсюда - поиск образов симуляционных форм -  псевдочувства, псевдовласти, псевдокультуры, псевдобогатства, псевдочеловечности.  Симуляция становится методом и в конце концов лишает его подлинной свободы, превращая его в заложника самого себя.

 

 

 

                        СОБЛАЗН МАССКУЛЬТА

Чем же занять Синего Пришельца? Если не действием, то песней или словом. Макхит оказывается слушателем или исполнителем современных эстрадных хитов.

- Ну, что, пострадаем? – задорно приглашает зрительный зал куколка Полли Пичем (Дарья Таран, Евгения Родина) к песенному рассказу «Видно надо мной Посмеялся ты…» И публика в ответ начинает согласно «страдать». И в самом деле, до слез жаль «эту линию колен  Целовать в последний раз» или входить в «живую воду Озера несбывшееся надежды…». Пародийные саркастические композиции хореографа Ирины Ляховской ("Озеро Надежды", "Ветер с моря дул", "Рюмка водки на столе") с их абсурдными текстами поставлены ярко и изобретательно. Анастасия Светлова и Яна Иващенко («Озеро надежды»), Дарья Таран («Ветер с моря дул») филигранно существуют в гротескном пародийном пространстве. И обладают редким свойством быть внеположными своим героиням, балансируя на грани осмеяния vulgar-art и – игровой иронической способности  вернуть зрителя в реальность. Нищеброды – те, кто производит и продает нищее слово. Но нищей оказывается и публика, которая «тащится» и блаженствует от восторга, не понимая, что перед ней намеренная профанация,  которую часть зрителей принимает за святую истину искусства. Название «Опера нищих» обращено к диапазону нашей общей нищеты.

 

                    ЛЕГКО БЫТЬ ДЬЯВОЛОМ

 

Герою романа братьев Стругацких «Трудно быть Богом» приходилось несладко. Черепанов ставит спектакль, - как «Легко быть подобием дьявола», играть в Дьявола… Но для чего и зачем – играть в Дьявола, с какой     целью?

На Макхите - Алексее Кузьмине костюм сидит ладно, и пластика его изящна и свободна. Кузьмин наделяет своего героя победоносным началом. Но кого он побеждает? Он постоянно ставит диагнозы своему окружению. Испытывать здесь никого не надо – все, как на ладони. Мир вокруг – темен, продажен, раболепен,  ничтожен. Если Макхит – дьявол, он должен бы радоваться безграничному падению рода человеческого.  Нет, он – судья.

     Макхит сам назначает себя тайным главарем одного из преступных кланов лондонского Сити.  Свита играет короля,  но король – просто синий малый. Неясно, за какие заслуги его обожествляют.   Он не герой, да и не бандит, хотя его всеми силами пытаются выдать за героя и за бандита.   Он не Воланд, не Хлестаков, не Мефистофель, а только симулякр.

 И Руслан Халюзов , и Алексей Кузьмин с энтузиазмом выполняют все задания режиссера. Но усилия актеров разбиваются о заданный режиссером формат и рисунок роли.

 

Однако, кроме песенных пародий, Макхит занимается и воспитанием публики словом. Помните, как  Цинциннат из романа Набокова «Приглашение на казнь» «занимался изготовлением мягких кукол  — тут был и маленький волосатый Пушкин в бекеше, и похожий на крысу Гоголь в цветистом жилете, и старичок Толстой, в зипуне, и множество других…» .

В «Опере нищих» мы узнаем рассыпанные щедрой рукой режиссера  и вложенные в уста Макхита   - цитаты из Пушкина («Мне скучно, бес…», «Есть упоение в бою…»), Лермонтова («И на челе его высоком не отразилось ничего…»), Гоголя в цветистом жилете (сцена Хлестакова с  маменькой и дочкой), Блока («Ночь. Улица. Фонарь. Аптека»), «Дневник Сатаны» Леонида Андреева,  Пастернака («Но продуман распорядок действий, И  неотвратим конец пути…»), фрагмент поэмы «Зофья» Бродского («Не будет вам поллюции во сны, не будет вам ни лета, ни весны…»). Добавьте Михаила Булгакова, с Воландом, сценой на Патриарших, нехорошей квартирой и Аннушкой, уже разлившей масло. А  в финале – обширный монолог Великого Инквизитора из  «поэмки» Ивана Карамазова «Легенда о Великом Инквизиторе». Интертексты становятся для режиссера важнее первоисточника. Чем не антология демонов, правда, с принудительным  - однонаправленным и односторонним движением?  Случай, который мог бы стать в истоке ключом к замыслу и прочтению произведения.

Но, подобно Акакию Акакиевичу Башмачкину, мы уже не понимаем, где находимся – на середине строки, или – на середине улицы.

Булгаковский Воланд – не сатана, как многие до сего времени ошибочно считают, а художественное  alter ego  Автора. Мог ли Воланд беседовать на Патриарших не с умным Берлиозом и комическим Бездомным, а с потерявшими человеческий облик «алкачами», вовсе не вяжущими лыка! От имени кого Макхит читает трагические строки из «Гамлета» Пастернака – «Я один. Все тонет в фарисействе…»?  По какому праву Синий Пришелец возлагает на себя статус Верховного Судии? Произведения, цитируемые героем, предполагают прорыв в мощное Авторское пространство. Но, увы! «Все смешалось в общем танце, И летят во сне концы Гамадрилы и британцы, Ведьмы, блохи, мертвецы…»  Впрочем, коль неразличимы Бог и Дьявол, то  неудивительно, что Пушкин – Блок – Пастернак брошены в один ряд с нищей эстрадой. «И на челе его высоком не отразилось ни-че-го….». Макхиту дана единственная тональность насмешливого осуждения.

Но ведь там, где «дух отрицанья», - живет и «дух сомненья». «Хочу любить, хочу молиться, хочу я веровать добру…»  - это тоже из «Демона». Но если  герою английской пьесы XVIII  века присваивается совершенно ему не присущий  ценностный статус (с огромным корпусом русских метафизических, мистических  и философских текстов), то мы вправе ожидать от него не одномерности, а совершенно иного масштаба и уровня. Увы, Макхит – не русский Демон, не Воланд, и не ницшевский Заратустра. Он только имитатор.

  Герой вовсе не испытатель боли, по Бродскому. Им мог бы стать автор спектакля, но, к сожалению, Черепанов – релятивист, и  контрапункта, столь необходимого спектаклю нет как нет. В финале Макхит возносится в подкупольную часть готического храма. Бесконечной длины плащ с  земли до небес. И золотой нимб над головой. Кто-то, возможно, считает людей богооставленными. Но в пространстве спектакля не было и тени Бога. Или их покинул Князь Тьмы? Нимб в Византии, как известно, был и  у сатаны, как знак его силы. Играть образами Бога и Дьявола можно бесконечно, однако хорошо бы помнить вопрос Иисуса, обращенный к апостолу Петру.  

- Quo vadis ?

Режиссер победоносно и снисходительно поглядывает на зрителей. 

Сам черт  ему не брат. Может, и не брат, но уж точно, родной дядя.