| Марк Барталамай, Неля Ойстрах [1] |
| Анатолий Казаков [4] |
| Елена Мостовая [1] |
| Вадим Виноградов [6] |
| Нина Турицына [2] |
| Кино. Театр [37] |
| Виктор Мараховский [6] |
| Александр Басов [1] |
| Маргарита Ваняшова [5] |
| Александр Лисафьин [3] |
| Главная » Статьи » Театр.Кино » Маргарита Ваняшова |
Маргарита ВаняшоваДоски Судьбы(III) Всегда в крови бродит время, у каждого периода есть свой вид брожения. Было в двадцатых годах винное брожение - Пушкин Грибоедов был уксусным брожением... Старый азиатский уксус лежит в моих венах... Юрий Тынянов
В комедии Грибоедова Скалозуб - «хрипун», «удавленник», «фагот» (театр читает подтексты, полковник не собственную талию ремнем для стройности затягивает). Фамусов уводит его якобы для игры в вист, на самом деле ведет в кабинет – донести свои подозрения о смутьяне Чаадском.
Московский помпезно-торжественный, парадный стиль («на всех московских есть особый отпечаток») – возникнет в картине Бала у Фамусова. Он живо напомнит картины третьего акта из спектакля в «Кому на Руси жить хорошо» Кирилла Серебренникова. Там блистают византийским разноцветьем нарядов столичные Дивы в ошеломительных, переизбыточно-травестийных русских народных костюмах и кокошниках с бриллиантами. Здесь – прием тот же, только все в белом. И дамы, и господа. На плечах у черного люда. Белые кокошники, хрустальные блестки – в украшениях костюмов московских невест, русских Снегурочек – княжон Тугоуховских. И распорядительница, вершительница и повелительница бала графиня Хлестова (Елена Ионова). Сверкающий распорядитель бала насквозь ряженый Загорецкий (Анатолий Пономарев), похожий на начальника крепостного театра, а рядом - сразу два Репетиловых (Вадим Летунов, Богдан Мотрук), обступившие Чаадского с предложениями вступить в Тайное общество - люди из ведомства Скалозуба, провокаторы.
«К МОЕЙ РАСПЯТОЙ ВЫСОТЕ….»Жанр «Чаадского» в программке спектакля не обозначен. Каждый волен определить его сам. Мировая премьера. Тоже своего рода жанр, если принять во внимание время появления спектакля и обстоятельства времени. «Чаадский» прежде всего – современная опера, современная и по музыкальной структуре, и по звучанию. Маноцков создал сложный оркестровый синтез, с доминантой ударных в широком диапазоне, с лиризмом клавишных, пародийным пафосом духовых, нежными интонациями струнных. Пение – в спектакле – чаще всего речитативы. Дуэты звучат как хлесткие, иронические, острые перестрелки, подчас несколько дуэтов звучат одновременно, так что следишь за музыкальным рисунком, а не за словами, едва успевая за бегущей строкой, за схваткой позиций и мировоззрений, за контрапунктными пересечениями мотивов. Музыкальная и режиссерская партитура спектакля сформирована сильно и страстно, слово, ритм, движение объединены в мощный, единый и стройный организм. Маноцков – один из талантливейших современных композиторов, каждым нервом чувствующий трагическое в музыке и во времени, диссонансы самой истории, тот «гул» эпохи, который слышали и Блок, и Пастернак.
У Блока есть поразительные мысли в «Дневнике» 1918 года, где он тесно сходится с Чаадаевым. О том, что музыка никогда не примирится с моралью, ибо язык искусства, поэзии, музыки имеет не моральные, а эстетические основания. Именно они – универсум культуры. Однако массовым сознанием до сего времени все еще управляют идеи шестидесятников XIX века. Других авторитетов нет, и это следствие глубокой непросвещенности нашего общества. «Требуется длинный ряд антиморальный. Требуется действительно похоронить отечество, честь, нравственность, право, патриотизм и прочих покойников, чтобы музыка согласилась примириться с миром». В опере «Снегурочка» Маноцков сказал о «разлученности с музыкой», об «иссякании музыки в мире», о том, что история движется вперед только жертвенным путем. Маноцков универсален. Когда Маноцков исполнял партию отрока Азарии в древнерусском чине «Пещное действо» в Псковском Кремле, его волновали все те же «последние вопросы» бытия и искусства. Поэтам в России непреложно присуще чувство сораспятия с Христом. Оно было родственно Блоку, видевшему самого себя «пред ликом родины суровой», устремленным к пронзительному пейзажу «над рябью рек свинцовой, в сырой и серой высоте». Христос! Родной простор печален!Оно было свойственно Пастернаку. Жить и сгорать у всех в обычае, «Чаадский» Александра Маноцкова и Кирилла Серебренникова исповедует именно эти заветные истины.
В финале Чаадский зависнет на вертикально поставленной платформе. На мгновенье мы увидим распятие. Чаадский сорвется, упадет со своего духовного креста, со своей Голгофы на землю, упадет неловко, некрасиво, скорчившись, сжавшись в комок, вздрагивая, утрачивая разум от пережитого. И явятся, и зазвучат бессмертные строки из «Записок сумасшедшего».
На авансцене возникнет дорожный знак – «Москва» – и два указателя, стрелка направо – и стрелка налево. Дорожный знак Москва сменится знаком, 5.24.1 . Надпись «Москва» перечеркнута косой линией. Конец .
Конец населенного пункта. Чаадский незаметно исчезнет из нашего поля зрения. Участники спектакля, поднявшись на подиум, встанут в единый ряд, объединившись в новое пространство, где нет ни рабства, ни барства, а есть актеры, с их открытой гражданской позицией, переживающие истины, почти двести лет назад (1828) с последней прямотой адресованные Петром Чаадаевым читающей России, а ныне - переданные авторами спектакля в зрительный зал.
Больше, чем кто-либо из вас, я люблю свою страну, желаю ей славы, умею ценить высокие качества моего народа…
| |
| Просмотров: 1125 | Комментарии: 1 | | |
| Всего комментариев: 1 | |
|
| |
