Пётр Алешкин

Как я был советским безработным

(Из цикла "Школа жизни")

Поэта Бродского в СССР посадили за тунеядство, а я с двумя высшими образованиями больше года не мог найти себе работу. Даже в ЦК КПСС обращался, чтоб меня трудоустроили, но меня там послали… Было это так.

В Москву я приехал из Сибири, где строил железную дорогу «Сургут-Уренгой», и устроился в РСУ Главного архитектурного планировочного управления паркетчиком 5-го разряда. В то время я заочно учился на третьем курсе сценарного факультета ВГИКА, имея за плечами Тамбовский пединститут.

Помнится, в первый день работы меня поставили класть паркет в комнате здания ГлавАПУ на площади Маяковского. Паркет на гвоздях. Я принялся за работу, клепаю паркетину за паркетиной в одиночку. Часа через два ко мне в комнату стали заглядывать рабочие и с удивлением рассматривать меня. Это были мои собригадники, паркетчики. Потом, когда мы подружились, они со смехом рассказали мне, что тогда к ним в бытовку пришел прораб и сказал обо мне:

- Там какого-то хрена с Управления прислали. Он за два часа полкомнаты паркетом застелил.

Вот они и приходили посмотреть на этого чудака. Работали в РСУ ни шатко, ни валко. А я-то вернулся из Сибири, где кувалдой в шпалы костыли загонял, а тут какой-то молоточек с гвоздиками.

Проработал я в РСУ два года, закончил ВГИК, а через полгода РСУ какая-то комиссия проверяла и обнаружила, что у них - паркетчик с двумя высшими образованиями. Меня вызвали в Управление и попросили уволиться.

Я стал искать работу. По специальности с улицы не берут, рабочим - мне тоже дорога закрыта. Я туда, я сюда, пометался по разным организациям полгода: нету мне места в этой жизни. Таня в те дни работала в ПЖРО, получала 80 рублей, а за комнатку надо платить 40. Остается 40 рублей в месяц на жизнь на двоих в Москве.

Шёл 1981 год. Я тогда был членом КПСС. В 21 год на заводе вступил. Таня мне и говорит:

- Обратись в ЦК КПСС, в приемную! У тебя две книги изданы, два высших образования, может, они своего члена трудоустроят куда-нибудь!

Я готов был работать кем угодно, хоть младшим редактором, хоть подсобным рабочим на киностудии или телеканале. Пришёл в приемную ЦК КПСС. Меня приняли, выслушали и послали в Московский горком партии, мол, это их компетенция.

Как вспомню я сейчас свой визит в приёмную МГК, так во мне до сих пор всё закипает. Как мне хотелось потом встретить эту… простите, не буду ругаться, нехорошую женщину из приёмной МГК, которая облила меня грязью с ног до головы. Выслушав, зашипела: понаехали тут, всем Москву подавай!

Вышел я из МГК несолоно хлебавши, раздавленный, униженный, что делать: не знаю!

Вагоны на вокзалах разгружал, чтоб хоть три рубля заработать. Так ещё полгода пролетело… Ангел мой весь этот год, видимо, с доброй усмешкой наблюдал, как я кручусь. Знал, что ждёт меня впереди.

Получаю я вдруг письмо из издательства «Молодая гвардия». Главный редактор приглашает зайти к нему.

Дело в том, что я, между делом, третью книгу написал. Несмотря на то, что я всегда был активный внешне, в душе я очень застенчивый. Страшно стеснялся по редакциям ходить. Я до сих пор не знаю, как выглядит издательство «Молодь», где вышла моя первая книга. Все дела вёл по почте. Написал я третью книгу, приготовил рукопись и, стесняясь идти в издательство, отправил ее из почтового отделения, которое было рядом с «Молодой гвардией».

Рукопись отдали на рецензию Сергею Чупринину, теперешнему главному редактору журнала «Знамя». Тогда он был уже известный требовательный критик. Передали ему рукопись неизвестного автора из самотека для того, чтобы он дал отлуп, как потом мне сказал редактор рукописи Игорь Соболев. Но Чупринин неожиданно для редакции написал отличную рецензию. Ему не поверили и отдали рукопись на отзыв другому суровому критику Игорю Виноградову: Царствие ему небесное, умер он недавно, будучи главным редактором журнала «Континент». Но что такое: и он принес хорошую рецензию.

Оба отзыва у меня сохранились, могу опубликовать, но боюсь, что мой фейсбучный друг Сергей Чупринин рассердится, ведь рецензии внутренние, не для публикации.

Главный редактор издательства Николай Машовец, прочитав обе рецензии суровых критиков, решил лично познакомиться с этим неизвестным Петром Алешкиным. Я в то время посещал литстудию «Зеленая лампа» при журнале «Юность», даже старостой был в семинаре Андрея Битова – Владимира Гусева, дружил со многими студийцами. Рассказал в ЦДЛе своим друзьям Валерию Козлову и Сергею Маркову, что меня зовет к себе главный редактор издательства, и что я хочу предложить ему заявку на книгу очерков о строителях Уренгоя и попросить его послать нас троих на месяц в командировку от издательства для сбора материала. Они согласились.

Я тогда ещё не знал, зачем меня позвал главный редактор, не знал о судьбе своей рукописи прозы.

Я накатал на полторы странички заявку на книгу публицистики и приехал в издательство.

Помнится, я ожидал увидеть в редакторском кресле солидного человека, ведь «Молодая гвардия» одно из крупнейших издательств СССР, но в огромном кабинете встретил меня совсем молодой человек Николай Петрович Машовец. Познакомились. Он сказал, что рукопись моей книги принята к публикации, отдал рецензии Чупринина и Виноградова.

Я ему тут же сунул заявку на книгу очерков. Он прочитал и пригласил в кабинет зав. редакцией коммунистического воспитания подростков Лидию Афанасьевну Антипину. Сказал ей, что есть интересная заявка для ее редакции, надо поддержать молодых ребят. Антипина стала расспрашивать меня, кто я такой. Узнала, что у меня уже две книги и два гуманитарных образования, и что я ищу работу, спросила у Машовца:

- Может, ко мне попробуем?

- Дай рукопись, - согласился Машовец.

Ангел мой решил направить мою судьбу по иному пути. Оказывается, у Антипиной освободилось место редактора. Галина Кострова, жена поэта Владимира Кострова, перешла из её отдела в редакцию прозы. Я не знал, что на это место уже есть пять претендентов, и один из них сын моего мастера по ВГИКу.

Антипина дала мне в своём кабинете рукопись кировского писателя Владимира Ситникова и попросила написать на нее редакционное заключение. Я на другой же день набросал текст и принес Антипиной. Она почему-то с удивлением прочитала моё редзаключение, позвала Галину Кострову и спросила:

- Вы знакомы?

Мы видели друг друга в первый раз. Как потом мне сказали, я отметил те же достоинства и недостатки рукописи Ситникова, что были в рецензии Костровой. Антипина, видимо, не поверила, дала мне отрецензировать другую рукопись. И снова я попал в точку. Меня взяли редактором с испытательным сроком на два месяца.

Влился я в коллектив редакции мгновенно. Через два месяца Машовец позвал меня к себе и сказал:

- Выбирай, или книга в издательстве, или работа! И то, и другое – нельзя!

Я без колебаний ответил:

- Работа!

Так провалился наш проект с книгой очерков о строителях Уренгоя, и книга моей прозы, хорошо принятая двумя суровыми критиками, не увидела свет в «Молодой гвардии». Через несколько лет мы с Сергеем Чуприниным выпивали в кабинете главного редактора журнала «Октябрь» Анатолия Ананьева, и я спросил у Сергея Ивановича, помнит ли он, что писал хорошую рецензию на мою рукопись. Конечно, он не помнил, через его руки тогда проходили сотни рукописей.

Николай Машовец повел меня знакомиться к директору издательства Владимиру Ильичу Десятерику, замечательнейшему и добрейшему человеку. Тот объявил, что меня зачислили в штат редакции, и с весёлой улыбкой шутливо пожелал мне стать директором издательства. Через два с половиной года я возглавил редакцию художественной литературы для подростков, минуя должность старшего редактора, а ещё через пять лет московские писатели избрали меня директором издательства «Столица».

Я никогда не мечтал быть издателем. Главным редактором журнала видел себя в мечтах, но директором издательства – никогда. Но вот уже двадцать шестой год директорствую!