Главная » Статьи » СоврИск » Михаил Верхоланцев |
М.Верхоланцев. Серое в гравюре
Первые гравюры нарезал я в начале 56-го года. Они вызвали всеобщее негодование. Преподаватель композиции Исидор Альбертович Гильтер даже фыркнул, взглянув на них, и сказал: «Авось и выправиться, сделали же из плесени пенициллин». Но, В.И. Козлинскому, тогдашнему завкафедрой рисунка Строгановского училища, эти мои гравюры вдруг понравились, и он даже подарил мне книгу «Holzschnittbuch» с репродукциями продольных ксилографий ваймарских экспрессионистов. В момент дарения жена Козлинского Марьяна Михайловна бросила мужу несколько насмешливых фраз на французском. Он тут же ей ответил и прибавил уже по-русски: «Ничего, всё поймёт позже». Они не знали, что я уже был знаком с этими немцами и даже увлекался тогда К. Феликсмюллером, Э. Барлахом и особенно Василием Масютиным. Вскоре оказалось, что на дереве резать гораздо приятнее, чем на скрипучем линолеуме, потому целых четыре года я самозабвенно плодил продольные гравюры на берёзе, на липе, на буке и даже на фанере, не уступая в энергии и нахальстве самому Нольде. Всё это было хорошо и свежо в пору безраздельного господства социалистического реализма, когда же подкрался «суровый стиль», то захотелось чего-то острого, даже эпатажного, во всяком случае, альтернативного, как теперь говорят, «суровому стилю» Но что могло тогда быть альтернативой напускной мужественности и натужной хлёсткости «сурового стиля»? Конечно же – самый оголтелый, самый неслыханный реализм, какая – нибудь «новая вещественность». Надо думать, именно тогда, в начале шестидесятых, вспыхнула мечта о гиперреализме (о фотореализме). Я же превратился в педантичного, скрупулезного реалиста, презирающего всякую лихость и виртуозничанье. Мне казалось, что суровая технологическая дисциплина, упрямая честность обязательно должны синтезировать новую эстетику, невиданную до сих пор. Резец Эделинка или Нантейля, черная роскошь Больдрини – вот достойные примеры для созидания нового пластического сооружения, фантастического и в то же время серьёзного, без всяких претензий на юмор. Давно уже я зачарованно вглядывался я в серебристые миниатюры Чарльза Томпсона и не понимал, как можно сделать такое человеческими руками. Именно, благодаря Томпсону и переключился я на торцовую гравюру. Долго и вполне безуспешно пришлось рваться к своей нерукотворной мечте. На выставки меня не допускали, к книге - тоже, но свой хлеб я спокойно зарабатывал макетированием журналов. В непрерывной гонке и текучке стал уже стареть, как вдруг встретил Вячеслава Андреева, сына знаменитого ксилографа Василия Андреева. Этот Вячеслав Андреев, человек очень сердечный, научил меня работать тонштихтлями и подарил один. Быстро, жадно, благодарно я принял науку и вскоре научился делать два и три серых тона. Восторгам моим не было границ, но вот эпилог: однажды, выпивая с одним старым ксилографом – репродукционером, Вячеслав Андреев спросил старика: «Как ты думаешь, сколькими тонами владеет современный интеллигентный ксилограф?» Ответ: «Ну, если он интеллигент, то минимум пятнадцатью». Вячеслав Андреев: « Ошибаешься – тремя!» Оба содвинули бокалы и расхохотались. | |
Просмотров: 709 | Комментарии: 1 | | |
Всего комментариев: 0 | |