Главная » Статьи » СоврИск » Михаил Верхоланцев |
Член-корреспондент Российской Академии художеств Из
истории гравюры на дереве
Коль не умеешь ты нравиться всем, Будь лишь не у многих в чести. Нравиться многим
- прескверно…
Этот
античный софизм мог бы быть девизом идеального художника, эти гордые слова так
и просятся быть начертанными на цеховом знамени ксилографов. Ведь гравюра на
дереве, особенно продольная, редко слышала в свой адрес панегирики, редка была
просто скромная похвала за почти шестисотлетнюю
европейскую историю ксилографии. Альбрехт Дюрер, однако, сильно влиял на
итальянских художников. Доходило до курьёзов: Марк Антонио Раймонди копировал
ксилографии Дюрера резцом на меди,
снабжал копии монограммой Дюрера и продавал. Маньерист Якопо Понтормо под
влиянием гравюр на дереве и живописи Дюрера написал свою знаменитую картину
«Христос в Эммаусе», в которой явны черты живописного кьяроскуро, то есть лепки
формы с помощью резкой светотени. Дерзну сказать, что караваджистскую революцию
совершили… ксилографии Дюрера. В самом деле: стоит вглядеться в абсолютно
дюреровские фигуры заднего плана замечательной
картины «Христос в Эммаусе», как обнаруживаешь там программу и для Караваджо, и
для Рибейры и даже для Веласкеса. Известно, что Караваджо видел живопись Якопо Понтормо,
Джованни Савольдо, Якопо Бассано,
Джованни Батиста Морони, которых и следует считать предтечами караваджизма. В
том и парадокс, что гравюра на дереве,
призванная сохранять плоскость листа и знаковость в духе византийских
традиций, помогла иллюзорному,
веристскому вторжению в трёхмерное пространство. Когда же европейские художники в
семидесятых годах XIX века заранее почувствовали приближение кризиса
реализма, они увлеклись японской
ксилографией, абсолютно плоскостной и декоративной. В 1515 году Дюрер создал гигантское (341х292
см. !!) ксилографическое творение, состоящее из 190 отдельных листов. Оно
изображает роскошную триумфальную арку, прославляющую кайзера Максимилиана I. Гравюра храниться в
национальном музее Нюренберга. Конечно, Дюрер не мог один свершить этот
героический труд. Ему помогали многие формшнайдеры
(резчики печатных форм). Часто формшнайдеры были превосходными рисовальщиками и
темпераментными художниками. Вспомним,
лишь знаменитых: Никколо Больдрини, Кристофа Йегера, Петера Флотнера,
Тобиаса Штиммера. Но многие забыты, впрочем, чем дальше вглубь веков, тем
меньше художники носились со своим «я». Слово гений, то есть творец, вошло в обиход недавно, а в XVI веке
творцом называли лишь Господа Бога. Тициан
и Рубенс охотно сотрудничали с ксилографами, правда, строго контролируя их.
Принято считать, что имя великого формшнайдера
К. Йегера кануло бы в Лету, не будь Рубенса, а Тициана
даже считают учителем удивительного резчика Н. Больдрини, а также Доменико
делле Греке. Экспрессионисты революционной и Веймарской Германии
увлекались продольной гравюрой и, сотрудничая с левыми журналами, вставляли
авторские доски прямо в полосы шрифтового набора, чтобы трудящиеся могли на
другой же день приобрести подлинные произведения искусства. Наконец, наши
советские искусствоведы вскользь похваливали энтузиазм и «импрессионизм» Дж.
Скорали, всерьёз исследовали кьяроскуро
Уго да Карпи, превозносили В. Фаворского и его последователей. Вот, пожалуй, и
все триумфы гравюры на дереве, зато тычки и унижения разного рода в большом
изобилии приняла эта графическая Золушка. Иллюстрация к "Декамерону" Боккаччо Обрезную ксилографию кватроченто, ещё совсем юную, полную молодого здоровья и очарования, обвиняли в аляповатости и неуклюжести. Но от гравюр Михаэля Вольгемута или итальянских обрезных гравюр, поражающих своим аскетизмом невозможно оторвать глаз, словно великая магия спрятана в этих немногословных аристократических сценах, развёрнутых на фоне скудного ландшафта или пустынного интерьера. И как загадочно красивы, как выразительны «
деревянные» чертежи-иллюстрации к техническим трактатам, медицинским справочникам,
гербарии или архитектурные обломы в
каких-нибудь увражах, например Филибера
де Лорма, а также распашные венецианские ведуты! Удивительно, что современники этого не видели.
Даже Леонардо да Винчи, обращаясь к будущим издателям своих анатомических
рисунков, советовал: « Пусть бедность не вынудит вас обратиться к гравюрам на
дереве» Издательская марка 1703 г. В роскошных фолиантах XVI и XVII веков среди офортов и пышных резцовых гравюр
встречаются и ксилографии: заставки,
концовки, издательские марки для титулов, политипажи и буквицы. Но вглядитесь в
эти мелкие гравюрки и буквицы. Каждая безукоризненно скомпонована, остроумна,
энергична, мастерски нарезана – словом всех похвал в превосходной степени заслуживает
безымянный формшнайдер В XIX веке (торцовая уже ) ксилография победно воцарилась в книгах и журналах, потеснив гравюру на стали и литографию. Увы, теперь мастер - ксилограф уж не был отменным рисовальщиком и не объединял в одном лице гравёра и живописца, как Дюрер, гравёра, архитектора и живописца, как Тобиас Штиммер, или гравёра и ювелира, как Петер Флотнер. Петер Флотнер. Гротеск Поэтому в гравюрах на дереве века технической революции появился некоторый оттенок пикантного дилетантизма. Макс Эрнст не без иронии делал коллажи из этих репродукционных гравюр. Красотой и загадочностью этих коллажей Макс Эрнст, конечно же, обязан труду безымянных гравёров. Мы легко можем себе представить эти иронические коллажи, стоит только взглянуть на современное оформление серии детективов Бориса Акунина. Армия ксилографов -
репродукционеров, обслуживавшая полиграфию XIX – начала XX веков, повсеместно практиковала белый перекрёстный
штрих. Эта практика и натолкнула на идею растрового клише, вытравленного на
цинке. Изобретение растрового клише разом лишило всех ксилографов работы. На
освободившиеся торцовые доски бросились профессиональные художники, не имевшие,
впрочем, гравёрной выучки. Аристид Майоль. Любовники Этим и объясняется
ксилографический бум двадцатых годов прошлого века в Европе и России. Аристид
Майоль, знаменитый скульптор, не отказывал себе в удовольствии гравировать на
дереве. О наслаждении гравированием писал Карл Рёссинг. Василий Масютин
иллюстрировал свои эротические романы собственными ксилографиями редкой красоты. Даже Василий Кандинский
награвировал несколько превосходных досок. Издали эти гравюры производят
впечатление обычных опусов знаменитого абстракциониста. Они очень красивы по
пятну, так и манят к себе. Понятно, для того абстракционист и освобождался от
пут фигуративности, чтобы быть свободным хозяином пятна. Подходим ближе. И тут
любителя актуального искусства ждёт жестокое разочарование: это абсолютно
фигуративные, тщательно награвированные эстампы. И
вот современный нам знаток – коллекционер умиляется самым пустяковым офортом и
пренебрегает даже самой интеллигентной гравюрой на дереве. Причин такой
исторической несправедливости суть много. Следует указать только на главную: глаз зрителя обычно хочет
непременного и убедительного прорыва в глубь трёхмерного пространства, тогда
как резчик по дереву ищет лишь плоскостных красот, сознательно избегая
иллюзорности и больше напирая на линеарную декоративность. Удерживать плоскость
листа его заставляет инстинкт художника, ограниченного в выразительных
средствах и потому выбирающего самый оптимальный, самый лаконичный путь. Сам
материал делает ксилографа умным. Аноним. Заставка к книге Карла Филиппа Эмануила Баха 1. 5. А
материал этот – дерево. В дереве есть душа. Любуешься силуэтом липы, дуба,
берёзы или реликтовыми формами сосны и лиственницы, гладишь отшлифованную,
тёплую поверхность самшитовой доски, дерево обязательно отблагодарит за любовь
к нему не только творческим успехом, но и духовным здоровьем. Деревья,
окружающие нас, это островки, остатки,
воспоминания о рае, который зрел Адам. Ксилограф знает, что его
работы не принесут ему ни славы, ни финансового успеха. Он такой же энтузиаст,
как инситный художник, как безвестный изобретатель. Поэтому его работы
аккумулируют особую энергию, подобную
энергии, излучаемой холстами бескорыстных наивных реалистов.
Copyright PostKlau © 2017
| |
Просмотров: 2047 | | |
Всего комментариев: 0 | |