Журнал "PostKlau"

ЗВЕРЬ (III)

Эти видения приобретали все больший смысл в моей жизни, точнее не смысл, а чувственную ценность – смысла я не знала ни там, ни там; ни в походах на работу, ни в ночных стояниях в лесу. Но ощущения были разные: там очень острое восприятие жизни – тут вялое течение однообразных впечатлений.

Покой был потерян. Исчезло чувство однозначности, кто я. Животные для меня стали ближе. И не с точки зрения покровительственной жалости, а иначе, как вполне мне понятное бытие. Чувственно ясное и определенное, хотя словами я ничего не могла рассказать.  

Меня восхищали  движения бегущей собаки, ее умение повернуться назад сохраняя движение вперед. 

Опять мороз, но снег посыпанный солью около подземных переходов, раскис, как замазка, я представила как болят лапы собак разъедаемые реагентами.

Я опять слышала от своей коллеги о необходимости позитивного настроя. Смотрела, как она, однообразным механическим движением через равные промежутки времени, отправляет в рот кусочки шоколада. Она поглощала хорошее настроение, запрессованное в эти  темные плитки. Такое простое переваривание жизни вперемежку с шоколадом  даже вызвало у меня зависть.

- Ты, знаешь. А мой муж, когда у него мама умерла. Взял и кошку засунул в морозилку.

- Чего?

- Да. У нас две кошки. Они орать начали. Ну, ты поняла. Он одну о стенку ударил, а вторую засунул в холодильник.

Я представила смерть от удушья в ледяном и темном морозильнике.

- Он тоже таблетки сейчас пьет?

- Нет! – Она засмеялось беспечным смехом ребенка, словно зазвенел маленький колокольчик. – Он водку пьет.

Поток документов; я перебираю накладные, сверяю названия фирм с печатями, они должны совпадать, удостоверяю бумажную реальность с настоящей.  Сделки, по которым прошел товар, неизвестные мне кладовщики ставят подписи, удостоверяют, что все происшедшее в мире вещей верно – печать, подпись. И я подтверждаю – верно – ошибки нет. Я фиксирую некую часть реальности, являюсь гарантом его устойчивости и твердости.

Но я поймала себя на мысли, что непрерывно думаю о нем, о его зове, что мы не существуем в едином пространстве. Как я дам ему знать, что думаю о нем?! Как мне наладить связь между мной сидящей в офисе и перебирающей бумаги, и им беспокойно рыщущем в лесу.

Тем не менее, его зов прорвался ко мне. Настиг меня в супермаркете около дома. Я выбирала апельсины из огромной коробки. Интересно, что я не знала принципа отбора, просто повторяла за всеми; вращала эти оранжевые фрукты. Покупателей в магазине толпилось много, все они были сосредоточены, видимо соотносили в уме доходы с покупками.

И тут я услышала глухой гул, сначала я подумала, что где-то у них в подсобке, что-то обрушилось, но потом поняла, что это не так. Звук был слишком протяженным, оставалось предположить, что где-то бьет фонтан, но, если вслушаться, он имел живую модуляцию;  переливался, вдруг слабел, неожиданно напрягался до надрыва и стона.

Невольно оглядевшись, я опять посмотрела на покупателей, не слышат ли они этого звука? Нет, люди все также поглощены покупками.

Наконец я догадалась, что это он ищет меня по лесу, ищет и не может найти и теперь зовет меня, и призыв этот пробился ко мне сюда, в мир обычных событий.

Стало страшно от того что мир моей реальности вдруг пропитался сновидениями. А сны содержали так много непонятного, страшного и совершенно непредсказуемого, что будет с моей жизнью, если я позволю снам растворить реальность?

Я вновь с надеждой оглядела покупателей, они показались мне опорой, залогом единства мира, общим взглядом на главные ценности; твердость предметов вокруг, очевидность разделения мира на живое и неживое. Люди молча и сосредоточено  выбирали продукты. Я находилась один на один со стоном,  доносившимся ко мне из сновидения.

Казалось рёв этот, хлещет и гонит меня кнутом, как корову испуганную и растерянную. Я не знала,  как я попадаю в его мир на краю поляны, совсем не представляла, как мне отозваться на его призыв.

Все произошло случайно. Я ехала в метро, и уже подошла к эскалатору, к живой восходящей лестнице. Зима, люди несут на плечах тяжелую одежду, шарфы в виде шерстяных удавок охватывают их шеи. По странной прихоти все пассажиры поднимаются только по одному эскалатору, идущему вверх, еще один рядом, несет наверх только пустоту. Это было странно: почему люди избегали один из подъемов, я не знала, мало того, это выглядело даже забавно – все толпятся у одного, полностью игнорируя второй. Я решила нарушить таинственный порядок принятия решений человеческой массы и ступила на пустую лестницу. Казалось,  ничего не изменилось, никто не пошел за мой, но к моменту подъема, уже делая шаг на гранитный пол, оказалось, что я шагнула на край той самой поляны.

...Ночь, я в самой гуще ивовых кустов, так мне кажется безопасней, бесшумно ко мне не подойти. Но он рядом, я чувствую его запах. Интересно, что я редко вижу его, просто чувствую и слышу его близость.

Листья покинули деревья почти совсем, улеглись влажным, как губка покровом. Сквозь голые ветви осторожно поглядывали звезды.

Я знала, что мы уже давно вместе, хотя это давно всего лишь – листва еще опадает и осыпалась совсем, сколько на это нужно времени? Немного. Но чувственно время казалось плотнее человеческого.

Он уводит меня дальше и дальше, выбирая старые дороги, где колея, полная воды, чуть поблескиваетв просветлевшем небе, указывая путь. На старой зарастающей вырубке мы легли на рассвете в ожидании восхода солнца. Сильно похолодало, трава вокруг засахарилась и отяжелела.

И вдруг:

- А-а, гоп, гоп! – Далекий, но сильный человеческий крик. И сразу множество голосов подхватили его. В этом таинственном лесу я никогда не слышала человеческой речи, всегда наоборот, в городе я слышала звуки отсюда.

Сначала казалось, что кричащие люди пройдут стороной, но потом стало ясно, что  целый горизонт криков движется сюда откуда-то с севера, от только что истлевшей в небе Полярной звезды.

Он смешно развернул уши в сторону звуков, ноздри его затрепетали.

Вдруг он резко вскочил, качнувшись огромным телом, с переливом от желтой глины до цвета темной сосновой коры на гриве. Рога его, тяжелые и ветвистые, короной украшали голову.

Я встала рядом, ожидая его решений. Он не шевелился, глядя в сторону криков, я даже успела немного успокоиться, мне показалось, что его промедление - это признак того, что опасность минует нас.

Неожиданно он развернулся одним прыжком и рванулся прочь от надвигающегося ужаса.   Выбора нет, мне остается только держаться за ним. Мы понеслись, прыгая через поваленные деревья, разрывая грудью сгущения мелких елок.

Мы уходили от криков людей так быстро, что, казалось, у них нет даже тени возможности догнать нас. И тут я все поняла. Человеческая память проснулась во мне. Хотя я ничего не смыслила в охоте, но сейчас страх смерти расшевелил мою память.

Бежать надо было не от криков, а на них. Потому что там, в тяжелом молчании темного леса и притаилась настоящая смерть. Там стояли стрелки. Сколько осталось до них? Может, они уже подняли свои ружья? Казалось, что впереди выросла стена ужаса. Теперь я не могла даже шагнуть в ее сторону.

Он заметил, что я остановилась и замер тоже. Я посмотрела в сторону криков, давая понять, что идти надо на них. Надрывные выкрики перекатывались по лесу, лишенному листьев, шарахались из стороны в сторону. Это тоже пугало. Надо было принимать какое-то решение, иначе цепь  страха сзади  раздавит нас о стену ужаса впереди. Сердце билось с птичьей тревожностью.

Испуг вернул меня к людям, я ступила с эскалатора на скользкий от талого снега пол. Огромные дубовые двери метро были украшены литыми гербами ушедшей навсегда страны, тяжелые как крепостные ворота, они неохотно выпустили меня в городскую жизнь.

Ночь. Свет фонарей стекал на грязный, разъеденный солью снег, ручейки жирными желтыми змейками отражений сползали по мокрому асфальту.

Люди шли мне навстречу, бежали от меня. Их было так много, но они словно не видели друг друга, только чутьем избегали столкновений. Я стала бояться людей, крики их доносились из того леса, злое пугающее улюлюканье.

То, что я считала за реальность, вдруг стала разъедаться как этот грязный снег под ногами, эти два мира сблизились чрезмерно. Он остался там, а я здесь… и там происходило что-то решительно важное. Я определенно сходила с ума.

…Крики людей, или загонщиков – как они там называются – теперь были мои ориентиром. Я поняла, что они только пугают, но настоящая смерть стоит в молчании, в прямо противоположной стороне.

Я надеялась, что он поймет мой замысел и последует за мной. Сминая грудью кустарник,  я бросилась прочь, назад, на голосящих загонщиков.

Вдруг я увидела человека, темный силуэт. Он заметил мое движение и попытался отпугнуть, развернуть меня назад, кинулся опрометчиво наперерез, но не рискнул встать на пути, шарахнулся прочь. Я проскочила за линию крикливых людей. Услышала их стенания уже за спиной.

И тут, скупой на собственные звуки подмороженный осенний лес, лопнул, раскололся от грохота выстрелов. Они рвали его тишину со звериной яростью, казалось там, далеко за спиной, идет бой.

Он не пошел за мной, я не знала почему, я вообще мало что о нем знала, кроме того что он звал и искал меня.

Эхо выстрелов осело вниз, замолкли загонщики, стало так тихо, словно мир родился заново и теперь он будет иным, новым, и ничего в нем не будет страшного и необратимого.

 Слабый ветер чуть коснулся макушек деревьев, посыпался иней, редкий и очень легкий, земля слабо притягивала его к себе, и он подолгу задерживался в воздухе, снежинки порхали как мотыльки.

Я стояла и смотрела назад, в сторону выстрелов…

Я стояла и смотрела назад, через плечо… на поток машин, сильных и уверенных в себе механизмов, на их лощеные бока и блестящие бампера, в них было что-то звериное и притягательное. Вокруг опять сновали люди.

 Использована собственная художественная работа автора

Выпуск май 2017

Copyright PostKlau © 2017