Гаянэ Добровольская

                  Болгарский пленэр

                                                       (часть 3)

Денежки мне всегда давались нелегко,  но я никогда не роптала. Ведь когда я выбирала профессию, никто не обещал, что буду много зарабатывать. Напротив, все горячо убеждали в обратном. Да я и не думала о деньгах . Я хотела… славы, что ли? Какого-то приобщения к сонму великих мастеров.

Вообще-то, невостребованность живописи «серьёзной» меня угнетала.

.

Но и тут я должна была выбирать: раз не хочу и ленюсь писать полотна интерьерные, то есть всякие розы-мимозы, васильки-ромашки, речки-берёзки и прочие сладкие слюни, яркие и жизнерадостные, как поздравительные открытки, а хочу выражать свои истинные мысли и чувства, моё искусство мало кому может быть интересно.

Что говорить про картины философского содержания… Даже и просто нормальный реалистический пейзаж продать трудно. Всем подавай «красоту». Подавай сказки, грёзы, «сны золотые»… 

Мне упорно приходит на ум сравнение с танцульками. Кто там пользуется успехом? Развязные размалёванные шлюшки. … Скромная, хоть и симпатичная девушка может быть незамечена.

Обижаться на то, что не покупают твои глубокомысленные картины, нечего. 

Вот говорят, искусство – зеркало жизни.

 Зеркало-то, оно зеркало… Но…Люди не хотят видеть в этом зеркале убогую действительность. Подавай им мир преображённый.

Почему? Думаю, ответ таков: покупатели, приобретая картину, подсознательно чувствуют, что та будет на их существование влиять, как волшебная палочка, она даже может их жизнь перепрограммировать, и потому выбирают те полотна, на которых изображён мир сказочно прекрасный, пусть и нигде в реальности не существующий.

Как-то я уговорила себя, что и тут всё правильно. 

Так и жила – «без радости, без муки», пребывая в относительном душевном равновесии.

И рассчитывала прожить долго и спокойно, главным образом ради любопытства. Ради того, чтобы узнать, а как будет дальше развиваться история человечества? Повторятся ли в двадцать первом веке схемы исторических коллизий веков прошлых?

Себе я отвела роль хладнокровного и отстранённого наблюдателя

Не тут то было.

                            Глава 2. Как феникс из пепла

Однажды, без всякой подготовки и без причины, совершенно неожиданно, в секунду меня поразила стрела Амура, превратив спокойную и рассудительную матрону в… тетку, которая внешне по-прежнему выглядела матроной. А внутри снова стала глупой молодой козой. 

Вышло так.

Наше художественное объединение «Творец», где я – председатель, готовило выставку. Монтировать её пришел специалист по развеске картин, которого я прекрасно знала,  видела до этого много раз, и который до этих пор был мне абсолютно безразличен. Назовем его Славик. Я подошла поздороваться, мы обменялись пустячными фразами, и он – просто посмотрел на меня своими большими карими глазами…

Ума не приложу, зачем Амуру понадобилось как раз в эту секунду натянуть тетиву и поразить стрелой мое охладевшее сердце. Но, уверена, именно это и произошло!

Помню отчётливо: когда наши взгляды встретились и проникли друг в друга, была высечена искра, я даже ощутила покалывание или пощипывание, как от лёгкого удара током, какой бывает ,когда касаешься синтетической тряпки.

В тот же миг очи Славика  показались мне бездонными, как ночное небо, они хранили  мерцание Млечного Пути и тайны морских глубин. Ах, знаю, знаю, сравнения избитые, но так и было! Радостное электричество проникло из его сияющих зрачков в мои и разбежалось по телу золотистыми змейками… Зазвучали бравурные аккорды, - это воскресали забытые чувства!   Послышались  песни сирен… 

Как восхитительно преобразилось всё вокруг! Как будто между мной и миром исчезла преграда, вроде мутного стекла. Напряглись мышцы, лёгкие задышали глубоко и часто…

Последние, прошедшие без любви годы, показались пустыми и тёмными, как Средние века.

Я недоумевала, ну как столько времени я способна была существовать, ничего не чувствуя?

 Впрочем, больше я не рассуждала, что, да зачем… 

Когда является Любовь, главный экзистенциальный вопрос: «В чем смысл жизни?», - , исчезает. Так как ответ на него становится очевиден и непререкаем: смысл жизни – любить ЭТОГО ЧЕЛОВЕКА, мечтать о нём,  стараться быть рядом, хотеть его видеть, с ним разговаривать, придумывать поводы для общения, представлять, что он чувствует и о чем думает, пытаться смотреть на мир его глазами.

Сразу образуется два полюса. Один полюс –  он, другой полюс – весь остальной мир. Все возможные события и поступки делятся на имеющие смысл для развития ваших отношений, и не имеющие оного. 

Славик, который по капризу Амура действовал на меня столь чудесным образом, подходил мне по возрасту (был моложе всего на каких-то пять лет !) и не был женат.

Что ж, я решила его завоевать! Ничего, что я старше! Найду к его сердцу ключ! А жизненный опыт мне поможет!. Поведу себя так, что будет ему со мной хорошо, как ни с кем!

Полтора года я прожила в состоянии великолепного возбуждения.

Знакомые, с которыми не виделась  больше месяца, не сразу узнавали меня при встрече, так я  постройнела и похорошела. И засветилась, все заметили. 

То , что до этого казалось важным, потеряло значение. Напротив, значимы стали разные глупые мелочи. Ох, и заработали на мне тогда продавцы модной одежды, обуви  и косметики!

Чувства обуревали меня. «Обуревать» –  образовано от слова буря? Не буду даже пытаться  эти бури описать. Это превосходно сделали Бетховен, Лист, Бизе и Шуберт! Вся музыка мира зазвучала будто бы только для меня и снова стала понятна.

Любовь делает человека действительно зрячим, слышащим, обоняющим, телепатом, прозорливцем. Столько всего видишь, чувствуешь, понимаешь и прозреваешь во всем окружающем! И не только ушами и глазами, но кожей!

Были ли все эти чудеса  лишь следствием гормонального всплеска в моем увядающем теле? Кто знает…  Восхищает однако образность мышления древних греков, объяснивших любовный недуг шалостью крылатого божка.

Почему я влюбилась именно в Славика, осталось загадкой. Особо веских причин не наблюдалось. Я безуспешно пыталась найти в нём какое-нибудь особенное свойство, объясняющее мои пылкие чувства. Раньше мне всегда нравились мужчины, которые казались  добрыми,  высокоинтеллектуальными, и обязательно - с развитым чувством юмора. Из перечисленных качеств Славик наверняка обладал только добротой. Когда пытался сказать умное, получались банальности. Когда острил, выходило плоско. Я прекрасно  понимала, что оригинальность мышления и хорошо подвешенный язык не входят в число его достоинств, иногда даже подумывала, а не глуп ли он? Но мне было всё равно!

Оценить его внешность объективно я также была не способна. Ему было далеко абсолютно до всех эталонов: невысок, чернявый, худой, но жилистый. Хотя и прожил полвека, сложением похож был на подростка. Каким прекрасным он мне казался! Когда  развешивал картины,  мышцы узкой спины под футболкой напрягались, образуя красивый рельеф,  на руках сухожилия натягивались веревками.      Казалось, именно  о такой внешности я всегда и мечтала, хотя ведь ничего подобного. Полагаю, выгляди он как горилла, покрытая рыжей шерстью, и тогда результат был бы тот же.

Если отбросить версию со стрелой Амура и задаться целью определить точно, ну почему же всё-таки я влюбилась именно в Славика, ведь вокруг меня достаточно было других мужчин, разных возрастов и статей, то остается предположить: дело только во взгляде, которым он на меня тогда посмотрел.

Но что же особенного может быть во взгляде? А вот что…  

Глаза – это часть мозга вынесенная вовне, любой офтальмолог вам скажет..

А что такое мозг? Ну да, это маленькая электростанция. Он излучает электромагнитные волны, которые мы способны улавливать, хотя не сознаем этого. Именно поэтому взгляд в затылок можно почувствовать.

И получается, мы в состоянии  "по глазам" оценить «питательность» для  нашей души чужой энергии.

Впрочем, мне не очень хочется разбираться во всем этом. А то ведь можно стереть ненароком пыльцу с крылышек  Психеи, пытаясь её поймать…  Пусть уж порхает свободно, принося нам «и божество, и вдохновенье»!

Сам того не зная, Славик ввёл меня в состояние какого-то непрерывного транса.

Удивительным образом действовал он на моё воображение: стало достаточно пустяка, чтобы оно разыгралось с неимоверной силой. 

…Как то однажды читала в интернете про дружбу Анны Ахматовой с Амедео Модильяни и разглядывала их фотографии. Померещилось мне, что Славик лицом чем-то похож на последнего. И понеслась душа в рай…

Стихи Ахматовой, посвященные Модильяни, доходили до сердца. А скупой рассказ гордой Анны про их отношения был как садовая решётка, по которой  буйно взвились побеги моей фантазии..

Почему-то особенно пронимало повествование об их прогулках в Люксембургском саду; про то, как у бедолаги не было денег, чтоб арендовать стулья, и сидели они на общих (подумаешь!) скамьях, и всё-то время он читал ей стихи.

 В голове  замерцала картина: кружевные трепещущие тени на лицах, дорожках, вазонах старинного парка, но главное  --  связавшие их тела и души пылающие узы. Мне казалось, это я щурюсь от солнечных лучей, проникших сквозь ажурные ветки. Я – Анна, и я же – Моди, и я – окутавшее их любовное томление: почти ощутимое, упругое золотистое тепло, которое даже и без соития делало их единым целым. Оно горело на моих щеках и в моем сердце.

Я так разволновалась, что даже картину написала про них.

И всё – из-за лёгкого внешнего сходства моего кумира с давно умершим гением.

Будучи председателем какого-никакого, а всё таки объединения художников, я имела возможность именно Славика привлекать к развеске картин на наших выставках. Но это было всем на пользу: расценки у него были умеренные, а вкус хороший. 

Вскоре  обнаружила, что не я одна я к нему дышу неровно, а и другие дамы примерно моей возрастной категории, да и кое-кто помоложе. Знакомые художницы наперебой нанимали его для развески картин на своих выставках, и было очевидно:  дело не только в его хорошем вкусе и умеренных расценках. Я видела ясно  особенный блеск в их глазах и беспричинный энтузиазм. Что-то в нем привлекало именно  нас, женщин предпенсионного и раннего пенсионного возраста. Мне было всё равно. Конкурировать с молодой красоткой было бы безнадёжно, но ровесниц я не боялась, казалась себе гораздо сильнее их всех. 

Наши «производственные» отношения позволяли мне часто звонить ему якобы по делу. Напоминала себе: для него я – полезная деловая знакомая, источник части заработков, значит, он не покажет  и не признается, что ему некогда, если позвоню не вовремя. И всё же обычно мы болтали по часу.

Я помнила железное правило: когда мы для кого-то значимы, этот кто-то начинает рассказывать о себе

Внимательно отслеживала его реакцию: только слушает и вежливо поддакивает или всё-таки разговорится сам? 

Чтобы человеку было с нами не скучно, надо говорить с ним о нём, известное дело. Но как, если я ничего о его жизни не знаю? Заходила с разных сторон, перебирала различные темы, пытаясь цепануть за живое, Себя старалась контролировать, чтоб не обрушить на него водопад собственных эмоций и этим не отпугнуть.

В конце концов, кажется, преуспела.

Сначала он, видимо, держал в голове, что я – нужный человек, мелкое начальство. Наконец, радостно отметила: перестает осторожничать  и всё охотнее рассказывает о себе. Ему было о чём поведать: в прошлом, работая в крупном музее, он много ездил в экспедиции; а уже во время наше совершал турпоездки по восточным странам ; увлекался и дайвингом. 

Он рассказывал, а у меня в голове сами собой появлялись живые сценки: рыбка-клоун, мельтеша плавниками, кувыркалась у лепестков хищной актинии, мурена затаилась  на дне среди камней, но дала себя погладить. Самка орангутанга с глазастым детёнышем, уцепившимся за её рыжую шерсть, повисала перед туристами на лиане, держась за неё рукой и ногой, и умильно глядела, выклянчивая подачки: ни дать, ни взять нищенка на паперти.

Осязаемость возникавших в моей голове картинок  нельзя было объяснить даром рассказчика, так как дара никакого не было: говорил он совсем простыми словами, без искусства. И потому я сочла это доказательством якобы существовавшей между нами телепатической связи: как будто яркие видения сами перетекали из его головы в мою.

Рассказы его отпечатывались в мозгу дословно и вспоминались ежечасно, порождая в душе радостное умиление.

Одна из историй была просто чудесная!

В составе какой-то экспедиции поехал он на Суматру. Получилось так, что оказались они в джунглях и не успели засветло выбраться. И вот… Наступила ночь , - а они - в джунглях!!!! В тропическом лесу!  Звёздная вуаль мерцает вверху сквозь кроны деревьев, да что от неё толку?  Темно-претемно, дороги нет, куда идти. непонятно. Какие звери вокруг бродят - неизвестно... От большого страха помолились они мысленно местным богам.... Хорошо помолились, с чувством...

И вдруг.... Откуда ни возьмись, прилетела стайка светлячков.... Опустилась на ближайший куст, снялась и перелетела на другой... Потом на третий... Они пошли за светлячками, и шли, и шли, и вышли к деревне индонезийской.

История эта мне страшно нравится! Так и представляю себе, как светлячки - маленькие заторможенные пчёлки (видела таких в  детстве на юге) - медленно садятся на куст, потом недружно снимаются и также медленно и недружно опускаются на другой....

Каким богам было молиться мне, чтобы послали таких вот светлячков? Или кого угодно, чтоб получить знак, туда ли  иду…

Продолжение следует...

Использованы изображения картин Гаянэ Добровольской

Выпуск январь 2018