Журнал "PostKlau"

ДЖОВАННИ ВЕПХВАДЗЕ    

                                                             ПЛОВЕЦ

Великим пловцом себя никогда не считал. Плавать научился с детства, так как моя семья почти каждое лето отдыхала на море. Я думал, что держаться на воде и не тонуть, это уже плаванье, ну а если еще можешь быстро по воде передвигаться и нырять, тогда ты настоящий человек-амфибия. Мне особенно нравилось плыть на спине, с ластами. И я так быстро мчался на поверхности воды, что мог себя сравнить разве что с моторной лодкой.

В то лето я не предполагал, что буду плавать в последний раз в жизни.

Но начну все по порядку.

В начале семидесятых, точно не помню в каком, я отдыхал в Хосте, в Доме Творчества, художников, разумеется. Общаться с художниками, для меня студента академии, было и престижно и интересно. Наряду с молодыми, там отдыхали и весьма маститые художники со своими семьями. Этюдов, к сожалению, они не писали, и основным их занятием было попить в компании и поговорить о женщинах. Я, по мере возможности и компетентности в данном вопросе, принимал участие в их беседах, и других мероприятиях.

Как-то художники предложили мне пойти с ними на танцы. Я небольшой любитель танцевать, и пошел с ними скорее, чтобы познакомиться с какой-нибудь дамой, которая скрасила бы мое пребывание в Доме Творчества.

Танцплощадка, что сейчас называют дискотекой, куда меня привели, по сегодняшним понятиям, представляла жалкое зрелище. Музыка исполнялась старым бобинным магнитофоном с допотопными, даже для того времени, динамиками. Публика, пришедшая на танцплощадку, состояла из отдыхающих  соседних санаториев и домов отдыха. Многие из присутствующих хорошо, но старомодно, танцевали, и было видно, что они завсегдатаи подобных танцплощадок, и именно здесь они набрались опыта и мастерства.

Мы, группа художников, внимательно рассматривали, присутствующих дам, которые по скучным выражениям лица ждали, когда их пригласят на танец. Это были из тех, для которых единственной возможностью потанцевать, был белый танец. Ни одна из них не привлекла моего внимания ни внешностью, ни сексуальностью. Мне стало скучно, и я уже собирался уйти, как, вдруг,

…..один из стоящих рядом со мной художников обратил мое внимание на одну женщину, неожиданно появившуюся среди дам с серой внешностью. Она встала прямо напротив меня, и как мне показалось, уставила на меня взгляд своих черных и больших глаз. Вот она и заслуживала моего внимания, и не только внимания, но и восхищения. Я заметил, что и все остальные художники не спускали с нее глаз, и буквально, пожирали ее своим взглядом. Но ни один не решался подойти к ней и пригласить ее на танец. А она пристально смотрела на меня, и только на меня.

Чтобы читателю было понятно, почему все на нее смотрели, и чем она обратила на себя наше внимание, скажу, что это была женщина лет тридцати пяти, скорее высокого роста, с длинными, распущенными, черными волосами.

На ее красивом и смуглом лице выделялись глаза и большие золотые серьги в виде колец. На ней было облегающее красное платье, которое очень подчеркивало ее фигуру, и туфли на высоких каблуках делали ее фигуру еще более привлекательной. Настоящая Кармен из оперы.

-Ну, давай, Джованни, иди, приглашай даму на танец, видишь, как она на тебя смотрит, глаз не спускает,- подбадривали меня те, кто сам не решался подойти к той женщине, боясь получить отказ. Кто-то из мужчин все-таки подошел к ней и пригласил на танец, но, как я понял, она ему отказала, и вновь устремила взгляд на меня. Это меня подбодрило, но и я боялся, что откажет и мне, хотя полагал, что раз она пришла на танцы, значит, имела желание с кем-нибудь потанцевать. И почему этим кем-нибудь не могу быть я. Не подойти и не пригласить, означало опозориться перед взрослыми художниками, которым, уже несколько дней нашего знакомства, я пускал пыль в глаза своими разговорами. И я решил пригласить даму на танец. Прежде чем подойти к ней, я наспех набросал в уме сценарий, как действовать.

Уверенной походкой, слегка пританцовывая, я подхожу к моей даме, щелкаю пальцами в стиле танца фламенко, подпрыгиваю и выполняю какую-то чечетку, делаю два хлопка, и обращаюсь к ней по-испански:

-Señorita, yo quisiera bailar con Vd.

Она улыбнулась и ласково сказала:

-Я вас не понимаю.

Тогда я заговорил по-русски:

-Сеньорита, я хотел бы потанцевать с вами. Я принял вас за испанку и поэтому обратился к вам по-испански. Разрешите представиться. Дон Джованни, идальго и кабальеро, эль сеньор де Сагареджо и других мест.

-Очень приятно,- сказала моя сеньорита и назвала свое имя, которое я не запомнил, так как был увлечен только идеей, произвести на нее впечатление.

Мне было неудобно переспросить ее имя и я, обращаясь к ней, называл ее не иначе как "моя Кармен".

Мы танцевали с ней весь вечер, а художники и другие мужчины смотрели на нас с восхищением и белой, если я правильно различил в темноте цвет, завистью.

Танцуя, говорили о том и сем. В основном говорил я, а она слушала и смотрела мне в глаза. Затем мы пошли гулять по кипарисовой аллее и по роще. Я пытался ее очаровать и не найдя ничего другого стал ей читать речи Фиделя Кастро, которые выучил наизусть, учась на курсах испанского языка.

Мы расстались поздно ночью. Я ее провел до дома, и мы договорились встретиться на следующий день, на пляже.

Художники ждали моего прихода, им было интересно узнать, как я провел время с той брюнеткой в красном платье. Окружив меня, они стали задавать вопросы. Я сказал, что мы погуляли, и договорились встретиться на следующий день. Мои друзья были явно не удовлетворены моим ответом, они ждали от меня большего, и как видно, я их разочаровал.

На следующее утро, я, как и обещал, пришел на пляж в условленное место и время. Каково было мое удивление, когда на том месте, кроме моей дамы, были и мои художники. Свидетели меня не вдохновляли. И погода тоже. Она была пасмурной, небо заволокло тучами, и море бушевало. Моя Кармен была в купальнике, тоже красного цвета, который так шел к ее загоревшему телу и распущенным черным волосам. Вчерашние серьги были на ней.

Увидев ее в купальнике, я еще больше восхитился ее телом, и был готов на отчаянный поступок, на который способен только идальго и кабальеро, чтобы окончательно покорить даму своего сердца.

-Да, сегодня не поплаваешь,- сказал в сердцах один из присутствующих художников.

-Смотря кто,- гордо сказал я и посмотрел на мою Кармен.

В тот момент я видел себя в образе тореадора Эскамильо, и море, даже бушующее, было мне по колено.

-Это вы не поплаваете, фраера. Джованни не страшны эти волны, он и не такое видел,- добавил я, и, сделав танцевальное па в стиле фламенко, которое у меня из-за ласт получилось весьма неуклюже, после пары хлопков, все в том же стиле, посмотрев на мою даму воскликнул:

-Сеньорита, этот заплыв я посвящаю вам. А вы друзья и коллеги,- обратился я к художникам,- постерегите мою одежду, чтобы кто-нибудь из отдыхающих не украл.

В какой-нибудь период своей жизни человек имеет право быть дураком, главное, чтобы этот период не продолжался всю жизнь (из мудрых мыслей Джованни).

Окинув всех присутствующих гордым взглядом, я пошел к морю. Кое-кто пытался меня отговорить, но идальго и кабальеро опасностей не боится, он их ищет, и к сожалению, находит. Я так шел навстречу буре и бушующему морю как будто был Буревестником Максима Горького.

Войдя в воду, я понял, что совершил глупость, но отступать было поздно и не солидно. Взгляды всех присутствующих на этом морском джованшоу были устремлены на меня. А моя Кармен напоминала мне Пенелопу из уже другого произведения.

Я рванулся навстречу волнам, пробил их насквозь, и поплыл по направлению горизонта, который смотрелся белой полосой под тяжелым, темно-серым небом. Преодолев полосу волн, я вошел как будто бы в более спокойную зону, и плыть стало легче. И я плыл, полный энергии, но, четко не представляя, куда и до каких пор. Проплыв порядочное расстояние, я повернулся назад и посмотрел в сторону пляжа. Люди, находившиеся на пляже, смотрелись в виде точек, среди которых я разглядел красную точку и догадался, что это точка моя Кармен. Дальше плыть не имело смысла. Плыть в Турцию я не собирался, хотя время было советское. Всем я уже доказал, что бесстрашен и решил плыть обратно. Но сделать это было нелегко. Силы мои были на исходе. Я чувствовал, что, несмотря на мои усилия, море уносит меня все дальше от берега. Я смотрел на пляж, и видел все те же точки. Я сделал резкое движение ногой, и вдруг почувствовал, что потерял один ласт. Пытался плыть с одной ластом, но он мне стал мешать. Я попытался освободиться от него, и от неловкого движения у меня свело судорогой ногу. Я начал щипать ногу. Наконец судорога меня отпустила. Но больше всего я боялся усталости. Представил, что никогда уже не выберусь. Все кончено.

Вдруг, перед моими глазами прошла вся моя жизнь, я вспомнил те моменты детства, которые давно уже не вспоминал. Представил, как мои родители получают от администрации Дома Творчества сообщение о том, что я утонул. А мой отец нанимает двух водолазов, чтобы найти меня. Моя бедная мама, в тайне надеется, что я все-таки доплыл до Турции, и устроился в каком-нибудь дешевом отеле. Я посмотрел на небо, и у меня появилось ощущение, что кто-то из- за туч разговаривает со мной. Хотя голоса я не слышал, но беседа шла приблизительно в таком плане и телепатически.

- Джованни, тебе худо, ты влип,- говорит голос, который я принял за голос бога, или на худой конец его заместителя.

-Да, а что делать, я сглупил что влез в это море, как сейчас выбраться,-спрашиваю я,- мое плаванье, "Артель напрасный труд". Что смириться и утонуть?

- Утонуть всегда успеешь, не сдавайся, плыви,- настаивал голос с неба, и посоветовал,- Попробуй нырнуть, под водой волны не так чувствительны.

                                                  Автопортрет. 1971

Я послушался голоса и нырнул. Действительно, под водой плыть было гораздо легче. Я вынырнул, чтобы забрать глоток воздуха, посмотрел в сторону берега, и, к моему удовольствию, заметил, что берег ко мне приблизился, вернее, я к нему приблизился, хотя, какое это имеет значение, когда речь идет о спасении Джованни. Итак, я стал приближаться к берегу, пока не приблизился вплотную к пляжу. Но волны были настолько большими, что не давали мне возможности вылезти на берег. Сделав несколько попыток, я поймал одну волну, и как бы оседлав ее, выбрался на берег. Я лежал и практически не мог двигаться от усталости.

Ко мне подбежали художники, у них были взволнованные лица.

-Мы так волновались. Что ты столько времени делал в море, - спросил один из них.

-Писал морской этюд,- сострил я, и, увидя, что многих нет, и в том числе моей дамы, спросил,- а где остальные?

-Пошли на обед. Мы тоже сейчас пойдем. Идешь?

-А где Кармен,- спрашиваю я.

-Какая еще Кармен, наверно в опере.

-Да нет. Та женщина, в красном купальнике, что была с вами, с которой я вчера танцевал,- возмущаюсь я.

-А Света. Она пошла на кухню. Ты что забыл, что мы заказывали на обед жареную рыбу.

-А при чем тут рыба?

-Так Света работает кухаркой в нашей столовой. Мы ее вчера уговорили пойти на танцы, чтобы доставить тебе удовольствие. А ты, вместо того чтобы заниматься делом, толкал ей речи Фиделя Кастро, которых она не понимала, а сегодня уплыл от нее в Турцию. Тоже мне Ихтиандр.

Я некоторое время оставался на пляже и смотрел в сторону моря, пока одну за другой море не выбросило мне мои потерянные ласты. Как видно ему ничего моего не нужно было.

Я собрал свои вещи и пошел по направлению к нашей столовой, есть жареную рыбу, хотя во рту было сухо и горько, и никакого аппетита не испытывал.

С тех пор я больше никогда не заходил в море и не ходил на танцплощадки

Рассказ иллюстрирован собственными худ. работами автора