Андрей Бабицкий(Донецк)               

                РУССКИЙ КРЕСТ

Россия совсем недавно знать не знала своих русских, брошенных ею везде и навсегда.

Их унижали в Прибалтике, резали в Таджикистане и Чечне, лишали пенсий в Туркмении, ограничивали в языке на Украине. Это не было болью, вообще темой, вообще предметом, какая бы то ни было забота о своих просто не значилась в козыревской гавнодавильне как задача, скорбь и государственное обременение.

Положение дел стало меняться, когда Путин, придя к власти, снял блокаду Абхазии, которую Ельцин ввел, опрокинув в ужасающую нищету всю республику, чтобы вынудить абхазов вернуться в лоно Грузии. И Абхазия, и Южная Осетия просились и до этого, и после этого в состав России, но их просьбы не рассматриваются и до сих пор, поскольку есть разные степени изоляции России. Никто этой изоляции не хочет, поскольку российское государство рассматривает себя как часть органичного общежития народов и государств, которые, вопреки складывающемуся мнению, не являются людоедами или осью зла. Запад - это нормальное пространство, где многое устроено лучше, чем у нас. Дружить с ним - к нашей же вящей пользе.

Потом был август 2008-го, когда Кремль пошел на резкое и очень дискомфортное для себя обострение с постепенным введением столь нежелательной изоляции. Но взять под защиту своих Путин посчитал приоритетом, за что честь ему и хвала. Потом Крым. Что касается Донбасса, который, по мнению многх, следует поддержать радикально, то я считаю, что в сравнении с русскими в Туркмении он очень сильно выигрывает.

Я тоже уверен, что при другом настрое Россия могла бы двинуться и дальше на Украине, и помогать лучше. Но на настрой надо настроиться. Слава Богу, что что-то меняется, но идеальными бывают только наши мечты о прекрасном, которые реальность делит на два, на десять, сто и тысячу.

Донбасс, считавший себя в 2012 вполне себе Украиной, есть величина самодостаточная и самосостоятельная, ибо он обрел себя сам. Не было бы Москвы, он все равно сражался, хотя и был бы в этом случае обречен. И его героическая смерть стала бы горьким и гордым мифом. Но он выстоял благодаря России. Его нынешнее положение не назовешь идеальным. Ну так все неидеально - Кремль, Прилепин, даже в русской истории есть темные пятна. Мы сложены из неидеальности, по которой идеалы скользят как голуби, подбирающие крошки детской булки.

Кто-то требует от Кремля, а я вижу самоорганизацию и мужество русских, которые перекрывают Кремль: великий Лимонов отправлял своих детей поднимать русские флаги в Прибалтике не потому, что это что-то решало. Это служило единственной цели - русские показывали русским, что они все еще живы, несмотря на Ельцина и весь гадостный, предательский пласт времен, хладнокровно отменявший сам факт их существования. Давайте жить по совести, выбиваясь из сил, а Кремль рано или поздно к нам пристроится. Мне кажется, что самое важное - люди, которые с Кремлем или без него, проживают свою, полную великих решений, жизнь.

Давайте скажем прямо, что крестный ход не примирил жителей Украины, а напротив, ясно очертил неизбежность распространения гражданской войны по всей ее территории. Призыв к миру и единению, конечно же, не будет услышан теми, кому он адресован - властями и нацистской мразью.

Наоборот, то обстоятельство, что идиоты, желающие примирить всех проповедью любви, имеют дерзость заявлять о себе, их озлобило необычайно. Пока все эти люди сидели по домам, нацисты могли верить в то, что они и впрямь - управляющая ходом событий сила, что где-то так. Но стотысячный крестный ход показал, что в сухом остатке они говно, поскольку как бы они не выворачивались, собрать такое количество людей своими идеями им не под силу. Нет сомнений, что они начнут, после того, как верующие разойдутся, вновь прибирать к рукам положение вещей.

В каком-то смысле ситуация стала лучше, ибо объединились многие, не желающие войны.В каком-то - хуже, ибо нацистам стало ясно, что необходима тотальная зачистка страны.

Меня спросили, как мы можем жить в границах одного государства с такими страшными народами, имея в виду не только украинцев, но и чеченцев. Я ответил, что это и есть истинный русский талант - гасить собственное онтологическое страшное о страшное только с виду. И иметь терпение вести дела то с тем, то с этим, а чаще и с тем, и с этим одновременно.

Ни один российский, но нерусский народ, не в состоянии отменить русскую культуру, поскольку ему нечего предложить взамен, как бы он не баюкал себя сказками про свое золотое исконное. Они все хорошо понимают, что на золотую медаль в школе русского разумения не потянут, но их устроила бы и двойка, поскольку любая оценка способна вырвать архаику из плена примитивной мифологии - дескать, в прошлом нравственные законы действовали безукоризненно.

И не действовали, и не было их в нашем сегодняшнем понимании…а чеченцы, конечно, ведут себя брутально и это проблема людей, сталкивающихся с их антисоциальной нормой, но культура подобных всплесков животной агрессии не замечает, ибо у нее иная задача - рассказывать дикости о бескорыстии……. любая критика в их адрес на поверку оказывается непозволительно мягкой и все-таки удерживающей предмет в цивилизационном поле - ибо у нас не принято отказывать в праве на обладание, пусть даже не слишком совершенным, человеческим обликом кому бы то ни было.

Но великие потомки библейского Ноя в состоянии так высоко задрать планку отмены любых цивилизованных устоев, что взгляда не хватит проследовать за ними в глубь веков, в тот период, когда человеческая речь еще только начинала складываться. А, может, и не начинала.

Конечно, мы можем гордиться наличием пассионарной зональности в периметре нашего, пораженного тысячелетней апатией тела. Молодые и свирепые этносы выгрызают себе пространство продвинутого, не ограниченного законом, права на защиту своих интересов, определяемого их правилами, не сопрягаемыми ни с нашей культурой, ни с нашим уголовным кодексом. И свой немыслимый микс адата, шариата и уголовных понятий они мыслят как норму не только в узких пределах своей общности, транформированной их необремененным вообще ничем животным усердием в моноэтническое гетто, они агрессивно прививают свои нелепые, примитивные правила общему национальному древу.

Ничем иным, кроме как защитой собственного этнического знака, не снабженного никаким культурным контекстом, это вот наша пестуемая пассионарность себя не выразила. У меня на странице она бывает активна только, когда назовешь ее имя. Во всех других случаях она молчит, как умерла. Ну и на хрена она нужна, если единственное, в чем она хороша и деятельна, так это только в беспредельной любви к себе и способности бездумно употребить насилие для производства ветхого страха там, где страх уже давно не правитель? На хрен нужен узколобый народ, который запер сам себя исключительной думой о себе, а ключ сука спрятал?

Русское - это беспримерная щедрость, раздавать и делиться, а хищная первобытная воля влюбленного в себя организма еще должна постоять в очереди, чтобы быть признанной пригодной для очеловечивания.

Вообще наша логика, что мы не можем отменить порядок, по которому только звери управляют зверьми, мне кажется расизмом, который притворяется прагматичным взглядом на вещи. Нет никаких зверей, все люди, но можно, конечно, дать худшим управлять никакими и из этого производить видимость стабильности.

Я попробую закончить тему. То, что Россия в смысле сочленения этносов, культур, укладов и верований выглядит как постоянно меняющаяся картинка в калейдоскопе (речь не только об этнографической карте, хотя и о ней тоже, но в большей степени о миграционной динамике), я считаю уникальным свойством русского всеприятия, талантом уживаться с самыми чуждыми и анахроничными формами социального общежития.

Умение подвигаться, освобождая пространство для чужого, талант понимания сквозь орнамент диковатых и не сразу воспринимаемых обычаев, способность взять как свою гортанную душевную муку за сохранность оригинала с постепенным доразвитием его до гражданского участия в общероссийском деле, являются составом той особости русского, которую сегодня на разные лады отрицают сторонники национального эгоизма - от Просвирнина с Крыловым до нежнейшего Ольшанского с бисквитом на месте нервной системы.

И чеченцы с ненцами очень кстати, поскольку вечный Обломов нуждается в том, чтобы его подбадривали, покусывая за пятки, не из немецкого чулана, в котором пылится архив пронумерованных аусвайсов, а из выжженной скифской степи, где водятся страшные и радостные звери, представляющие собой помесь бобра и шакала.

На самом деле - я уже писал об этом - это удивительно, что русская культура легко принимает не как соседей, а как участников национального бытия, допуская во все внутренние пределы дремучие субкультуры - неоформленные, агрессивные, не изжившие родовые мифы о своей исключительности, которые складываются из идеи, что мир - это роща или гора, где их предки с трудом, но великим усердием включили механизм размножения.

Это говорит о неисчерпаемых запасах прочности той культурной модели, которая является основой русского мира. Она не может быть разрушена неуклюжими окраинами, поскольку они уже освоены как свои - в их детской дикости и азиатском умении быть управляемыми только при помощи кнута.

Умиротворяющий потенциал русской цивилизации таков, что она и обезъян научила бы изображать из себя людей, если против своей воли вдруг была бы поставлена перед необходимостью решить такую странную задачку. У русских вообще - отрицательный расизм. Если есть хоть одно человеческое свойство у животного, которое оказалось соседом - русский только за него и зацепится.

Подытожим. Способность делиться "Божьим словом и хлебом", как писал Галич в известном стихотворении, в котором он Россию любил и проклинал единовременно, рождается из внутренней переполненности, из желания разделить со всем Божьим миром то немногое, а подчас и сомнительное, чем удалось разжиться на хрупкой и непрочной стезе вычитания из себя дней, недель. месяцев и лет. Чтобы не только оделить другого, но и подкрепить себя сознанием своей дееспособности поддерживать самостояние ближнего. Ведь наша молитва - только о "хлебе насущном", то есть таком. который нужен для того, чтобы утолить голод, а в закрома его закладывать Господь не велел.

Творцы же либертарианской теории национального эгоизма хотят, чтобы русский ел. Много и сытнее, чем те, кого он якобы кормит. Ел и ел. Тех, которых кормит чтобы тоже сожрал. Чтобы денюжка у него водилась, чтобы карман не был дырявым, чтобы весь лоснился и был русским во всех обозреваемых от сытных горизонтов обводах. Как Просвирнин или Крылов. Ну или чистой слезы Ольшанский, навзрыд день изо дня требующий вернуть ему придуманную русскость, которой в формате безжалостного прагматизма никогда не существовало и, надеюсь, быть не будет.

Вышедшие из шинели Айн Рэнд и господина Чернышевского разумные эгоисты искренне не берут в толк, что если русский прекратит делиться, а начнет сосредоточенно думать, как при себе оставить и приумножить свое, то он вмиг обернется, как Финист ясный сокол, обуженным до функции потребления, намертво вколоченным в крошечную социальную щель европейским буржуа.

И деньги - не вопрос - должны греть русскую натуру, и хлебушка должно быть вдоволь, но только после того, как насытился последний, слабый и неимущий, которому без Христа на земле не выжить. Дайте русскому быть русским! Подобием Христа.

Тексты статей, размещаемых в журнале, оригинально скомпонованы из записей Андрея Бабицкого на Facebook

Использованы изображения художественных работ М.В.Нестерова

Выпуск ноябрь 2016

Copyright PostKlau © 2016