Журнал "PostKlau"

Двадцать с лишним лет назад и у нас было свое, с нашей стороны, понимание конца истории как всеобщего братства в отсутствии идеологических противоречий. "Сейчас, - думали мы, - братья меч нам отдадут, и мы этим мечом прорубим окно, чтобы дивиться заозерному благолепию и вкушать его в самом что ни на есть буквальном смысле".

И на той стороне царила эйфория, поверьте, поскольку там были уверены, что заблудшие русские, наконец, станут третьестепенной ветвью единственно возможной проекции бытия, которую именно они (та сторона) соорудили на обломках Римской империи. Они очень тогда любили русских как доказательство того, что их выбор цивилизационной модели был безошибочным, поскольку пала единственная цитадель иноположного. Фукуяма как раз это и объяснял.

А оказалось, что русский принципиально настроен на неразличение, скорее легкомысленное признание и необязательное одобрение фольклорных достоинств собственного племенного быта. Косоворотка, самовозбуждающийся трактор, самопоющий баян, хороводы на Ивана Купала - это все существует на далеких задворках культурного пространства. Русский принципиально выходит из родовой символики, чтобы обнять своим взглядом бытие как таковое, признавая, конечно, за отдельными формами право на некоторые специфические отличия. Иначе бы русский не был бы многонационален.

Но его интересует человек как нравственный, а не этнографический феномен. А в этом смысле для русского взгляда человеческое едино в своей основе - добро и зло, слезы и радость везде сходятся почти до вот этого финального щелчка, навсегда замкнувшего дверь в то коммунальное пространство, в котором мы из соседей превращаемся в родственников. Я бы сказал, это означает, что Христос все еще владеет нашими смыслами, хотя во все в большей степени теряет власть над нашими душами. Западная литература и кино в лучших своих образцах попадают в наше миропонимание так, как будто это мы сами рассказываем об устройстве системы вещей, но чуть-чуть, на пару регистров в измененной тональности.

Фольклор - признак чудовищной неразвитости, когда народу нечего предъявить миру, кроме своей этничности, права на существование в качестве антропогического феномена. Так что если где появляется вышиванка, знайте, что речь уже идет об успешном захвате уровня идей агрессивными дегенератами, которые пытаются вернуть сложное общество к примитивной и негативистской идентичности, когда жизнь номинируется посредством отталкивания и отрицания непохожего, маркируемого как чуждое и враждебное, а не через солидарность и единение. Расставайтесь с этими дебилами без всякого сожаления, поскольку они возвращают вас в глухую и темную пору языческого племенного обособления.

 

Вот я думаю, что оказаться в положении олигофрена, будучи умнейшим человеком, очень просто - молишься не иконе, а какой-нибудь волшебной лампе Алладина, персиянскому уравниванию начал. Но это уже немного другое, хотя по большому счету то же самое. Язычники, хуле. Поганые всегда найдут друг друга.,

Русские раньше европейцев и американцев исчерпали ресурс Просвещения, поскольку решили применять выработанные им модели обустройства общественного быта, взяв за основу предельно радикальную, докрутившую до логического завершения все сделанные идейные открытия марксову доктрину. Если европейский либерализм уныло соглашался признать человека таким, каков он есть, замкнув на нем мироздание, то марксизм, а потом и большевизм пожелали обратить недостойное существо в ангела, в средоточие абсолютного добра.

 

По сути дела, желание отстегнуть человека от частной собственности - это есть его полная декоренизация, попытка сконструировать Христа в полностью земной плоскости, лишив Господа небесной родословной. Высшей целью в этом случае становится не рай на земле, а изменение человеческой природы, изгнание из нее корысти, зависти, стремления к обогащению, склонности к предательству, всей темной и проклятой стороне человеческого существа.

 

Большевистская космогония - величественная и трагическая попытка придать истории, в которой была прореха, связанная с признанием причины вещей, обретающейся за границами времени и наличного существования, мужественного и однозначного довления человеческих воли и права, закрепления за ними статуса императива. Никто еще не ставил перед собой задачу сотворить человека по новой, противопоставить свой акт творения тому, который был отвергнут, не столько как несуществующий, сколько как несущественный, ибо он позволил созданию осквернить мир своей двойственностью - в нем оказалось перемешано и сплетено до неразличения и неизвлекаемости одного из другого добро и зло. Большевики помыслили себе идеального человека, тем более, что его образ они имели возможность позаимствовать из Евангелия.

 

Не получилось. Крах советской системы заставил русского человека обратить внимание на более умеренные идейные конструкции, положенные в основу развития западного общества. Вот эти все права человека, гражданские свободы, лессе фер, то есть свободный рынок, модерн и постмодерн как его производная - это все родом оттуда, из Просвещения. Западу действительно удалось создать человеческий мир, то есть мир для человека. Все эти бесконечно уютные красночерепичные крыши в Германии и Праге - они об окончательной укорененности человека в земной плоскости, о не стесняющейся себя устремленности к сытости, комфорту, доходу, извлекаемому неконвенциональными с точки зрения Нагорной проповеди, средствами, равномерности существования как дурной бесконечности присвоения благ, видящих уже в самих себе свое достаточное основание.

 

Признавая человека тем, кто он есть - то есть существом, желающим добиться успеха, благополучия, процветания, окончательно номинировавшего себя жителем замкнутого на себе и не размыкающегося в трансцендентное уровня существования, при том, что неотмирное допускается как некое вторичное свойство реальности, либерализм окончательно перевернул систему вещей. Обе модели - и объединивший в себе папизм и реформацию плюс либеральная доктрина, отказавшиеся все вместе рассматривать мир, как опрокинутое и догоняющее отражение небесной реальности, с одной стороны, а с другой, закрывшие для себя небо и вверившие человеку право, способность и первородное свойство управлять мирозданием, стали одним глобальным проигравшим в споре о первопричине бытия.

-----------------------------------------------------------------

 

Прошло четверть века и вернулись к вековой вражде уже без всяких коммунистов и вопросов, которые, казалось, разделяли нас в ХХ  веке. Все эти маркеры - демократия, рынок - как выяснилось, мало что значат, поскольку в некотором смысле свободы у нас уже сейчас гораздо больше, рынка, увы, тоже.

При том взрывном распространении террора, который имеет у них место быть, и параллельно средств контроля, слежения и профилактики, они теряют свои гражданские свободы с примерно той же скоростью, с которой мы их обретаем и кое-как ставим на ноги. Скоро мы поменяемся местами и паттерн "свободное общество" будет через тире послушно и бесспорно крепиться к слову "Россия". Вот это и будет конец истории.

Легкие пути отхода из зоны поражения на ближайшие 6 лет окончательно закрыты. Что-то неспокойно вокруг России и хлопоты продолжают выстраиваться в линии давления уже вполне военного характера, хотя старая добрая формула ядерного сдерживания продолжает работать, не давая обладателям ядерного оружия встретиться на финишной прямой.

Мы на всех парах движемся к новому карибскому кризису и неважно, где нам предстоит пересечься - в полях Донбасса или Ближнем Востоке.

Важно, что мягкая и даже слегка печальная сила России, умеющая объявлять себя не угрозой, а пожимающим плечами здравым смыслом обрела себе спокойного, надежного и несдвигаемого ни на миллиметр со своей позиции покровителя. Мы не нырнем снова в 90-е, не назовем себя страной с никчемным прошлым, не станем заглядывать в рот прекрасным демократическим и рыночным начальникам, а спокойно будем клепать собственные ракеты, которые в случае необходимости расхреначат всех, кого надо расхреначить.

"Я раньше почему злой был. Потому что ракет не было".