Журнал "PostKlau"

«Жили понарошку», – сказали мне одни древние старики, прожившие вместе почти шестьдесят лет. У них до глубокой старости сохранилось в душе весёлое отношение к жизни. Они и выдержали своей непростой жизнью одну из главных заповедей Христовых: «не унывай».

Но мысли снова и снова уносили в прошлое. А что мы без прошлого? Труха. Только прошлое даёт силы как-то сопротивляться. Но, слава Богу, и в настоящем есть много хорошего, и спаси нас всех, Создатель, и сохрани.

Пожалуй, надо начинать писать о своём посёлке Гидростроитель. А если что не так, простите, ибо именно так сказывали старые русские люди….

По заснеженной улице брела пожилая женщина, её старенькое пальтишко было расстёгнутым, потому как пуговицы выдрал с корнем внук Егор. Идя по этим казавшимся ранее таким дорогим улицам, где в прошлом шли колонны рабочих и служащих, она видела совершенно отчётливую картину. Огромные транспаранты, слышала весёлые разговоры. Анна Петровна Верхоглядова на ту пору бывшая совсем молодой, не ведала ни о чём плохом. Теперь муж Иван Севастьянович лежит вместе с дочерью на погосте. Кладбища в девяностые годы росли как на дрожжах. Хотя такое сравнение совершенно и не к месту, но что поделаешь, ежели втемяшилась в голову такая мысль. Их родной завод отопительного оборудования остановился, и сколько бы об этом ни говорили хитрые и изворотливые чинуши о том, что это не причина, чтобы пить, утверждаю на собственном опыте: причина очень весомая, ибо человек, никогда даже во сне не мог представить себе, что он останется без работы. Парадоксы шли за парадоксами. Котельные установки были нужны всей стране, и отопительные радиаторы шли нарасхват. Но бюджет в нашей стране утверждали поздно. Пишу же это для того, чтобы заткнуть рот тем умникам, которые утверждают, что надо выпускать нужную продукцию. А предприятие разваливалось, мужики спивались моментально, пили и женщины по – чёрному.

Спился её сердешный муж, спилась и дочка. Убрались на погост. Внук, не понятно от кого рожденный, имел тогда возраст два года. Всё, что нажили, вынесли из дома на пропой её родные муж и дочь. Но выручило Анну то, что в Сибири пенсию начинают платить с пятидесяти лет. Половину садиков в посёлке закрыли и разворовали. И она, купив в храме икону, молила Бога за то, что получает пенсию. После оплаты за квартиру и свет, шла на рынок, покупала голые кости и из них варила внуку суп.

Из Сибири, уезжала тьма народу, дачные кооперативы теперь имели много заброшенных участков. И Анна рискнула, купила дачу, отдав за неё две пенсии. Занимая и унижаясь добыла три ведра семенной картошки, посадила. Ей повезло: осенью накопала двадцать мешков крупной и два мелкой. Радовалась, словно малое дитя, этому. Сначала чистила мелкую, её хватило на целый месяц. Рассказывала внуку сказки про «Диво – дивное» и уверенно говорила: «Теперь, Егорушка, с голоду даст Бог не помрём». Хранила картошку в дачном домике, там был вырыт прежними хозяевами большой подвал. От посёлка до кооператива было десять километров пути. Но Господь давал ей сердешной силы. Так, как Анна, в Сибири жили многие, а многие и того хуже, ибо у неё была пенсия от государства. Придя под Новый год на свою дачу, сразу опустилась на землю. Её крошечному маленькому счастью пришёл конец. В подвале воры не оставили ни одной картофелины. Поднялось давление, и она бухнулась прямо в домике и пролежала какое – то время. В этот район ходил автобус, но денег на билет не было. И Анна доплелась до дому лишь к вечеру. Егорка обрадованно обнял бабушку, а та плача только и твердила: «Вот и поели мы с тобой картошечку». На макаронах и куриных кубиках зиждилась теперь их жизнь.

Нет, не все жили, как она. Те, у кого не спились мужья, жили хорошо, ибо получали две пенсии. Да и то сказать, мужик в доме, если не пьёт водку, – это уже женское счастье. Предприниматели воровали лес со страшной силой, открывали шикарные магазины. Обманывали на каждом шагу молоденьких и немолоденьких продавцов. Продавались наркотики, «катаный» незаконно спирт. Духовно нравственная составляющая посёлка была ниже нуля. Люди просто выживали кто как мог. Так выживала и Анна с внуком Егоркой. Квартплата повышалась, за свет тоже немало платила, а ведь рядом стояла великая Братская ГЭС. И жители Братска хорошо помнили, что у них была плата за свет всего две копейки, по стране же четыре. Но жизнь есть жизнь, и это всё в прошлом.

Егоркина бабушка посадила картошку и в этом году, твёрдо решив, увезти весь урожай домой, всё рассчитав совершенно правильно. И по осени с сумками, конечно же пешем, целый месяц перетаскивала урожай. На этот раз выросли у неё большие кабачки, крупная морковь, свекла. И она опять молила Бога, но не за себя, а за бывших хозяев дачи, ибо они до того, как уехать из Братска, очень хорошо удобрили огород, вывалив на него две машины коровяка. Хозяева жили себе в тёплых краях нашей родины и не ведали, что у них есть свой молитвенник.

Анна наняла сантехника, и он в одной комнате отключил отопление. Там она и хранила свой воистину драгоценный урожай. А зимой, когда в комнате было ближе к нулю градусов, открывала дверь в тёплую комнату. В квартире становилось заметно холодней, и Анна, одев на внука пальтишко, говорила ему: «А на войне тяжельше было людям, мне тятя мой рассказывал. А мы- то чё ещё ничего, терпимо. Вода из крана наша Ангарская течёт. Мы с тобой суп с голых костей варим, чай индийский с сахаром пьём. А ведь в мире, внучек, запасы пресной воды совсем истощены». Внук обнимал свою бабушку, и одетые одна в старенькое, другой в новое пальто, родные люди продолжали беседу. Год шёл за годом, и вот Егорке исполнилось семь лет. Знакомые, видя, как она изо всех сил тянется, чтобы поднять внука, давали ей свою поношенную, но довольно добротную одежду. И к школе её сердешный внук был одет не хуже других. И большей радости в этот день для Анны не существовало. Она, глядя на солнышко и в голубое небо, закрыв лицо платком, скрывала свои слёзы. В этот день на их столе был большой торт, и давно заслуженный праздник в их маленькой семье случился.

Теперь на даче у бабушки появился настоящий помощник. На шести сотках земли копошились два человека, и это радовало соседей. Пока Егор учился в школе, бабушке, как и всем родителям, пришлось пережить многое. Здесь шустрые ребята отбирали деньги, и её внука это тоже коснулось.

На почти не работавшем ныне заводе работал спотрткомплекс «Олимпия». Бабушка настояла, и внук стал заниматься греко – римской борьбой. Соревнования, награды – всё шло хорошо, но многие его одногодки рано пристрастились к спиртному, не избежал этого и Егор. И теперь, идя по занесённой снегом улице, она шла и искала свою кровиночку. Проходивши так пол – ночи, пошла домой, и измученная поисками, переступила порог своей квартиры, не разуваясь прошла на кухню и напилась воды из – под крана. И только после этого заметила висящую на вешалке кожаную куртку, на которую откладывала с пенсии целый год. Опустилась на табурет и, немного придя в себя, вошла в комнату. Егор спал в одежде, перегаром разило на всю квартиру. Анна накинула на внука верблюжье одеяло и пошла на кухню. Так на кухне и просидела до утра. Нет, она не плакала, она думала о жизни, но в её поведении едва уловимо что – то менялось. Лицо обрело уверенность, она готовилась к разговору с внуком. Боялась только одного, что перегорит решимость, и тогда она конечно же сбавит обороты. Егора разбудил будильник, который он, даже будучи пьяным, завёл. И в семь утра, зайдя на кухню и, увидя бабушку, удивлённо произнёс: «Ты чё, баб, не спишь?». Сам же жадно присосался к водопроводному старому крану. Утолив жажду, пошёл было одеваться, но Анна властно велела сесть рядом. Бабушка и внук посмотрели в глаза друг другу, и Анна спокойным, ровным уверенным голосом заговорила: «Как я тебя, Егор, растила ты знаешь, а ты вчера помнишь, что сделал, ответь». Егор, подняв на бабушку глаза, что-то пытаясь вспомнить, но так ни до чего и не додумавшись, буркнул себе под нос: « Нет, ничего не помню». Анна, не сводя глаз с внука, продолжала, и в душе даже дивилась своей уверенности: «Ты вчера вечером ввалился пьяным со своими друзьями, денег на выпивку просил. Я не дала, а ты все пуговицы на моём пальто с корнем вырвал». Слёзы покатились из глаз, но она ещё держалась и продолжала: «Помнишь, Егорка, как мы с тобою картошку-то сохраняли, обои в польтах сидим, а ты сказки слушаешь. Теперь вот пьёшь. Я тебе на жалость давить не буду, Егор, ходила я давеча в больницу, обследовали, рак у меня. Недолго мне осталось. Когда совсем недвижимой сделаюсь, подруга моя Света обещала доглядеть за мной». Анна замолчала, а Егор скатился с табурета прямо в ноги бабушки и плача шептал: «Прости, прости, прости, моя дорогая бабулечка».

Господь видит всё, ничего от него не утаишь. Видел он и жизнь Анны и Егора. И устроил так, что отслужив в морфлоте, вернулся Егор к своей дорогой навеки любимой бабушке. И Анна дождалась внука и внучку. И теперь с небес им во всём помогает, нельзя им, несмышлёнышам, без небесной Божией помощи, никак нельзя…