Двадцать лет назад по улице Лескова стояли дома из кругляка, многие из которых вывозили из зоны затопления. Определить такие несложно: ведь на брёвнах цифры проставлены. Крепкие были дома: из многовекового чистого леса срубленные. И низ  этих самых домов, видимо, поэтому долго не гнил, ибо лиственница в основании была наивысочайшей пробы да ещё и обожжённая.

 Хозяева Ангарских деревень кондовую Русь блюли, но знамо дело и  отчаянность свою на реке много раз показывали. Перекрыли Ангару, возвели Братскую ГЭС. А деревенские и тут не растерялись. Своей сельхозпродукцией строителей снабжали. Но шли годы, и те, кто был постарше, все убрались на погост. Их дети состарились и уж, совершенно точно, не имели того здоровья, что было у их родителей. Позабирала цивилизация здоровье у нынешних потомков. Придёшь в поликлинику в шесть утра, а там уж очередь непролазная. Кличешь крайнего и молишь Бога, чтобы не забыть его, сердешного, обличие. Поди потом докажи, что занимал очередь. Братский алюминиевый завод, лесопромышленный комплекс вовсю работали, от этого и продолжалось уничтожение здоровья братчан...

Теперь же, когда идёшь по улице  Лескова, то невольно дивишься двух, а где и трёхэтажным коттеджам. Всё почему -  то больше устроенные на заморский манер. И тут уж кто во что горазд, ибо отошли мы от нашего, исконно русского.

 Завод отопительного оборудования разворовали. Одни корпуса пустые стоят, словно после бомбёжки. В посёлке Гидростроитель,  правда, поставили памятник директору завода Петру Николаевичу Самусенко. И спешащий  куда -  то мужик  именно на него и наткнулся. Обошёл с другой стороны. Прочитал написанное и вымолвил: « Да, таких мужиков сейчас нет». Повсеместно процветала торговля, русские и нерусские бизнесмены вовсю вели торг. Рыночная экономика почему – то не была рассчитана на какое -  либо производство. Но, по словам учёных, так было и в прошлом, и позапрошлом веке.  А  жизнь, как и во все времена у всех была разная. В одном таком шикарном коттедже и жил Прозоров Сергей Леонидович. В свои средние лета в этих самых девяностых  работал заместителем директора завода, сразу после смерти директора завода Петра Николаевича Самусенко. Завод тут же и остановился. Уважали и любили директора в Москве за его труд и такую нужную для всех продукцию, как  котельные установки на трёх видах топлива, и несущие тепло в  квартиры радиаторы. Линий по выпуску радиаторов было восемь, и каждая за смену давала в среднем тысячу штук, огромный цех же работал в две смены. И в одном только радиаторном цехе работало семьсот тридцать человек. За короткий срок менялись директора, но толку от  них не было. Воровали все, воровал и Сергей Леонидович. От восьмитысячного дружного коллектива осталась тысяча человек, включая и начальство. Был огромный задел замечательной и такой нужной продукции. Сначала сбагрили её. Дошло до того, что отправляли в Китай даже новые токарные станки на металлолом. Когда  грузили  токарные и фрезерные станки  для продажи в Китай, из них выливалось масло, и уже немногочисленным рабочим всерьёз казалось, что они плачут. Но у Сергея Леонидовича к тому времени был уже шикарный коттедж, почти новый «Мерседес». И к тому же к его пятидесяти пяти годам от завода кроме голых корпусов ничего не осталось. И он, как это и положено в Сибири, пошёл на пенсию. Сын его Алексей жил в Питере, папа помог, и он где -  то крутился в бизнесе. И вот вроде бы живи не тужи, но заболела жена Зина, много  денег отдал врачам, да видно не одними деньгами меряется человеческая жизнь, померла жена. Жил теперь он один в шикарных  хоромах, имел  не один крупный счёт во всевозможных банках. Пенсию, положенную от государства, получал. Но стала вдруг душить тоска, ежедневная, ежесекундная. Пробовал глушить её алкоголем, не получалось, депрессии продолжались, пришлось даже лечь в психонервологический диспансер. Выписавшись из больницы, прямым ходом направился в магазин и, покупая дорогой коньяк, увидел свою бывшую подчинённую Евгению Ивановну Смолину. Узнал, что живёт одна, пробовал ухаживать. Но удивительное дело, что-то шло не так, как хотел богатый пенсионер. Разговор состоялся в квартире Евгении Ивановны: « Почему не идёшь ко мне жить хозяйкой? У меня всё есть. Скучно мне без бабы, понимаешь». Евгения, пока новоявленный кавалер говорил о чём-то, тяжело думала. Мысли сами лезли в голову и не спрашивали разрешения на то у хозяйки. Вспомнила, как Сергей Леонидович отдал приказ о её сокращении. Производственные цеха стояли, рабочие были в отпусках без содержания. Но вагоны с продукцией  расходились по всей стране. Как выжить? На ней одной два сына Степан и Артёмка: одному шесть, другому пять лет. Сначала жизнь складывалась терпимо. Муж Володя ушёл с завода и стал дальнобойщиком. Сама в двух магазинах мыла полы, при них же была и дворником. Прихватывала ещё и детский садик, ибо  сынишки благодаря этому  были пристроены. Но несколько месяцев счастья всё же было у неё. Володя с напарником выкупили старенький « КамАЗ» и сделали несколько удачных рейсов. Вот уж порадовались: колбасы, сыра досыта поели. Мечтали даже о третьем ребёнке, но дорогой любимый муж бесследно пропал. Ходила по посёлку, заглядывала в люки, думала может убили  да скинули. Отправив детей в садик, она всё обходила теплоузлы и канализационные люки. Ей почему – то казалось, что Володя где –то в одном из них лежит. И она хотела похоронить его по -  человечески. Вечером дети, наученные воспитателями, плача уговаривали мать, чтобы не ходила по этим люкам. За весну и лето она, оглядевши так весь город, понемногу стала приходить в себя...

У времени  свой отчёт, и в этом пространстве надо как – то  выживать. Выживала и Евгения. Сыновья росли, на великую радость матери хорошо учились. Борщ, слава Богу, всегда был в их доме. Теперь, когда Степан с Артёмом работали на  нефтепроводе, она то и дело вспоминала их весёлые голоса по телефону: « Мам, тут всё есть, а мы по супу твоему скучаем». Евгения Ивановна после таких разговоров садилась на старенькую табуреточку и плача вслух рассуждала: « Господи, да я ведь кроме супа и каши им из еды и купить – то ничего не могла. Ослабла совсем, бросила убирать в магазинах». Как – то работая метёлкой,  Евгения Ивановна вдруг разыгралась с детьми. И откуда что и полилось. Тут и считалочки, и прибауточки, игры старинные. Воспитатели этому не препятствовали, помятуя о её жизни.  А дети вдруг с претензией к воспитателям, почему они таких игр не знают. 

Сергей Леонидович налив даме дорогое шампанское, а себе не менее дорогого коньяку, продолжал уверенно свою беседу: « Будешь у меня королевой, любую шубу тебе куплю». Не пошла же она в коттедж намеренно. Будет приставать, мне с ним несправиться. И что тогда? А дома и стены помогут, и соседи хорошие. Евгения Ивановна начала тихо, но уверенно: « Ни денег, ни шубы мне не надо. Слава Богу, детей подняла. Жаль, вот не знаю, где Володя лежит. Вы ведь, Сергей Леонидович, воровали. Все вы  тогда воровали. А мы рабочие видели  это  и понять не могли. Да как же? Ведь своими руками, все мы вместе завод строили. По всей стране наша продукция шла. Как у вас рука – то поднялась всё разграбливать? Мужиков – то наших сколько пропало от жизни такой. А вы богатели, сначала продукцию продали, затем оборудование. Мне сон не так давно приснился, будто мой токарный станок в Китае заплакал, когда увидел, что к нему китаец подошёл. Теперь, я знаю, в пустующих корпусах нерусские хлебопекарни пооткрывали. Опять барыш нынешним начальникам. Вот нерусские везде пристроятся, мы русские не такие. Я тебя, Сергей Леонидович, не обвиняю, пойми правильно, только предложения твоего принять не могу, нечестно это». Сергей Леонидович, тяжело поднявшись и не выпив коньяку, ушёл, не сказав ни слова. Евгения Ивановна была действительно очень красивой женщиной, и видно поэтому богатый пенсионер делал ещё не одну попытку сватовства. Но годы шли, и Сергей Леонидович жил своей жизнью, а Евгения Ивановна своей.