Анатолий Казаков 

               Одинокая лампадка деревни(5)

По дороге в Ардатов повстречали ехавшего на велосипеде из деревни Ивана Носова. Он вдруг, подъезжая к посёлку, остановился, мы подумали, что у него что – то сломалось, и притормозили машину: « Нет, всё нормально, просто дух перевести решил», и улыбнувшись, добавил: « Вот, Толька, один раз в год на велосипеде резину меняю». 

С ранней весны до поздней осени  проложен маршрут у Ивана в родную деревню, и весь посёлок об этом знает, ничего не утаишь от земляков. Едва завидев его, поутру едущего на неизменном велосипеде, многие люди  (чему я сам был не раз свидетелем) улыбаясь, говорили примерно следующее: « Вон Иван уж  трудиться поехал, нам тоже надо шевелиться начинать».   

Ивану Сергеевичу, вышедшему на военную пенсию, приходилось преодолевать только в один конец более семи километров, а в посёлке у многих были свои огороды, и им вроде как становилось немного стыдно за свою лень.  Перво - наперво Володя напарил меня в бане, весело хлестал берёзовым веником по моей уставшей спине, расспрашивая о Братске. Владимир Иванович Молодцов - местный бизнесмен, доводится родным братом Евгению Ивановичу, возившему мня в Дивеево. 

Этот замечательный человек содержит местную футбольную команду, множество стоящих у него дома спортивных кубков - это результаты многолетнего кропотливого  труда его ребят. Ведь нужно купить спортивную одежду, организовать выезды в другие районы и города. Молодые футболисты, когда приходит пора, всегда приглашают его на свадьбы, много подростков по стране было спасено, благодаря футболу, от дурных поступков, а именно в Ардатове - это уж во  многом Володина заслуга. 

Несколько лет назад его жене Анжеле делали операцию на позвоночнике, всё было очень серьёзно, его воспитанники в трудный час не оставляли своего наставника  ни на минуту, и слава Богу всё обошлось. До полуночи разговаривали о жизни, и я, конечно же, подарил роду Молодцовых книгу « Аналой».  Наутро едем в деревню, берём с собой младшего сына Володи Максима. 

Переезжаем бродом речку, оставляем машину и идём пешком по деревне. 

Заросли деревьев и трава предстали перед нами, запустение. Казалось, совсем недавно весело живущей деревни горестным видом нынешнего легло на наши души дремучей тоской. Не было уже тех домов, которые жили в нашей памяти, плотно обступили деревья и трава ещё  оставшиеся, стоящие брошенные дома, и это была родная Володина деревня. 

Вот улица Заречная, где он родился на Божий свет.  Шли чуть не плача. Евдокия Андреевна встретила нас улыбкой: « Ну что, робяты, встретились, ну и слава Богу, шибко дружили вы промеж собой. Заходите, я пирогов с картошкой и луком напекла». Володя, отказавшись от угощения, направился к своему дому. 

Брёвна родового гнезда были уже увезены, а вот крыльцо, пол, амбар,  баня и двор были в сохранности. Ступив на родное порушенное подворье, отыскал он в амбаре свою армейскую грамоту и протянул её сыну: « Вот, Толик, помню родители, получив эту грамоту, рады были, словно дети малые. У нас с Анжелой тут ведь в родном дому свадьба была, хорошо это, когда родители живы. Деревня весело жила , чего там говорить. В футбол – то помнишь, как играли?» И взглянув на огород, продолжил речь: « Вон берёзку я садил, гляди какая вымахала, вот так и наша жизнь, но раз живём, значит так надо. О Господи! Как жаль деревню, нет стариков, все почти померли». 

Пройдя всю деревню, с печальным видом возвращаемся потихоньку назад. Печаль эта живёт в русском человеке, без неё, без этой самой печали, мы, может так статься, многого бы в жизни не смогли понять, всё человеку дадено свыше, внемли только, человече, заповедям Христовым, да люби Отчизну, пока жив… 

Заходим в тётин дом. Бережно достаёт из русской печи Евдокия Андреевна румяные пироги, тут же подхватывает ухватом чугунок с картошкой, пюре, конечно, с неизменной корочкой, так любимой с детства, и которую ни за что не отведать, живя в городской квартире. Моментально появляются на столе малосольные огурчики. Всё, что есть, то и идёт в ход, неприхотливые мы, дорогая тётя, всего отведаем.  

И вот так, как это и бывает всегда, незаметно уже и обнимаемся на прощание. Дай Бог тебе, Владимир Иванович, здоровья. 

На следующий день приехал в деревню Сергей Куванов: « Вот, Толик, надумал яблок собрать, дом – то стоит без нас, тоскует, а мы без него, вот ведь загадка. Главное дело, яблоки каждый год в саду родятся». 

Дуня, заслыша голос бывшего дорогого соседа, уже тащит ему длинную палку с прибитым на конце гвоздём: « На, Серёга, так сподручнее тебе будет сверху их брать». Сергей улыбаясь, берёт палку, и мы идём с ним в заросший сад. Погода была пасмурной да и после дождя вдобавок. Сергей собирает яблоки, а я вдруг заслышал совсем недалеко от нас, как будто кто – то, похоже, работает серпом. Вдруг уже заметно шевелится высокая, с толстенными стеблями трава, и к нам, дорезав траву до конца, выходит сильно сгорбленная мама Сергея, тётя Настя. Сын, улыбаясь, спрашивает: « Ну что, маманя, изготовила уж проход, не лень тебе серпом – то на старости лет махать». 

Тётя Настя, переведя дух, ответствует родимому сыночку: « Я всю дорогу эдак, кабы силы были, хоила бы сюда с Новой, и огород бы весь выкашивала». Завидев меня, улыбнулась: « И ты, Толька, здесь, друзья - товариши, чего же сделашь. Я, Толик, несколько лет всё ходила сюда с Новой в родной дом, траву косила. А теперь муж мой Сергей помер, и ослабла вдруг. Там – то на Новой, огород у меня обихожен, а сюда уж моченьки нет хоить. Но всю дорогу тоскую по дому, детей тут родила, растили с мужем, дружно ведь было, весело. Сам  знашь». 

Знал я уже о том, что, когда её мужу дяде Серёже отрезали сначала часть ноги, а затем всё дальше и дальше до предела, она сердешная вся почернела от горя. Дуня говорила мне, что так, как Настенька ухаживала за Сергеем, так мало кто умеет, досталось ей крепко. Воспитали они четверых сыновей и двух дочерей, и все они: Саша, Слава, Сергей, Валера, Нина, Галя - выросли и стали истинными сынами и дочерями нашего Отечества. 

Смерть младшей дочери Галины шибко подкосила родителей, болезни обострились, и дядя Серёжа, сильно помучившись, помер. И, заслышав теперь такой дорогой для моей души голос, отвечаю: « Знаю, тётя Настя. Я ведь когда к вам в гости еду, заведомо знаю, что от увиденного горевать буду, а еду». Проход тётя Настя сделала отменный, и мы по нему выносим полные корзины яблок. 

Закапал небольшой  дождичек, и я быстро приглашаю дорогих соседей в дом. Но идут они не сразу, тётя Настя, полазав на сушилах своего родного большого дома, отыскала пару хороших корзин и уже положила их в багажник:  «Серёжк, бери, сгодятся». В ответ: « Конечно, сгодятся, маманя, куда без них». 

Мне вдруг вспомнилось, как многие в нашей деревне плели корзины, и их закупали колхозы  всего района и даже дальше. По целой грузовой машине с одного двора увозили, вот какое было мощное домашнее производство, и было так много лет. Сидим в доме, едим нехитрую снедь, глядя на прохладную погоду, для профилактики настроения и погоды, хлебнули и самогону, былое вспомянули. Живо расходился крепкий самогон по жилам, и нам уж всамделишно не холодно, а даже жарковато. 

Выходим на родимую деревенскую улицу, фотографирую дорогих наших соседей и тётю Дуню. И снова мы остаёмся с Евдокией Андреевной одни. Каждую субботу и воскресение в положенный час в углу с иконами зажигается её лампадка, читаем утренние, вечерние молитвы, уберегаем деревеньку от забвения, покуда силы есть: « Господи Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй нас грешных. Аминь». Яко благ и человеколюбец». 

Проходит ещё несколько дней, и я оказываюсь на улице Новой. Причиной тому послужило то, что к гостившему у нас совсем недавно Сергею Куванову приехал брат Валера с женой. С Валерой мы тоже дружили в детстве, однажды он врезал мне хорошо по уху, и это вспоминается ныне с улыбкой. Местные ребята, так как он замечательно играл в футбол, прозвали его Карекой, теперь Валера уже давно живёт в городе Выкса, работает на вредном производстве, в литейном цехе, а нынче, приехав к брату и матери проведать их, пригласил меня в гости к матери. 

Идя по улице Новой,  навестил памятник погибшим в Великой Отечественной войне, отыскал там имя деда и такие дорогие и памятные деревенские фамилии. Перечислю фамилии почти полностью, чтобы было понятно, как многолюдно  было село Леметь,  ведь за  каждой перечисленной фамилией числится несколько одинаковых фамилий, что говорит о многом :

 Кувановы, Фомины, Козловы, Касаткины, Носовы, Молодцовы, Абрамовы, Асафьевы, Барановы, Браевы, Власовы, Галкины, Гусаровы, Елисеевы, Ершовы, Зрилины, Зуевы, Казаковы, Клинцовы, Князевы, Красавины, Кузнецовы, Кусановы, Левушовы, Макурины, Мальцевы, Мироновы, Ореховы, Петряковы, Проняевы, Пырковы, Рахмановы, Рузановы, Свистуновы, Сорокины, Семеикины, Стромовы, Сурмановы, Сутырины, Талызины, Тарасовы, Устиновы, Филины, Хавановы, Царьковы, Шороховы, Шуваровы  и другие.

 Лежите спокойно наши деды, и знайте, коли придёт время постоять за отчую землю нам, ныне живущим, то защитим родимую сторонку  от ворога… 

Тётя Настя уже рассказала младшему сыну, как мы славно у нас посидели, я же после того, как обнялись мы с Валерием, невольно заглянул в её огород. Там был идеальный порядок, и мне стала ещё ощутимее та её боль за  оставленный в деревне дом. Ей восемьдесят три, и если бы не смерть мужа, она бы (это совершенно точно) убирала  два огорода. Наблюдая за ней всё то время, когда я приезжал в деревню, скажу, что если бы не смерть мужа, очень многим молодым было бы за ней не угнаться в работе - так наделил её сердешную Господь здоровьем. 

Поев салат из помидоров, Валерий тут же везёт нас за орехами, но нынешние люди уже оборвали их ещё зелёными, совсем несозревшими, не понимая, что такой орех моментально испортится и не подлежит хранению. Мы всё же для зарядки не много полазали по орешнику. Валерий громко говорил: « Ух, Анатолий, бывало наберём полные рубахи, аж вываливалось, чо в самом деле, оборвали их сейчас зелёными, ну и стухнут они у них». Насобирав за полчаса несколько пригоршней, возвращаемся в Леметь. В местный же орешник, что расположен на святой горе, уже не поехали. 

Зашли в гости к старшей дочери тёти Насти Нине, она тут же наложила нам творогу со сметаной: « Ешьте, ты, Толька, в городе такого не отведашь. Не знай, ещё сколько сил хватит корову держать, дети уж большие, из – за внуков держу. В городе оне живут, а там вся еда отрава гольная, пусть хошь в деревне поедят еду, которую наши предки испокон веков ёдывали. Выйдем с мужем утречком, покосим травы, пока не жарко. Это ведь не как раньше, попробуй ещё найди нескошенной травы – то. Ныне, Толька, сам видел, всё заброшено». 

В разговоре с тоской вспомнили о былой мощности Леметского колхоза. Снова спускаюсь с горы, перехожу бродом речку, сильно журчит она в этом месте, становлюсь посередине, умываюсь да правлю путь в деревню, тётя уж поди заждалась. Не ругай меня, Евдокия Андреевна, мне ведь всех повидать надобно, без такой подпитки худо совсем душе деется.

 Незадолго до моего отъезда тётя, дав мне большую только что сплетённую ею корзину и сама взяв такую же, повела меня за яблоками. Яблоки, одно наливнее другого,  радовали глаз, и снова у моего дорогого работодателя  вижу в руках  длинную палку с гвоздём на конце. Лазаем по заросшим клёнами деревенским огородам, отыскиваем яблони. Корзины, наполненные доверху антоновкой, оказались такими тяжеленными, что пока дотащил до дому, отдыхал несколько раз. 

Дуня же, отбирая яблоки мне в дорогу, тихо говорила: « Антоновка в дороге не испортится, она хорошо хранится, я тебе ещё мешок сушёных яблок в дорогу дам да чеснока насыплю сколь ни то». Сопротивляться её решению, знаю, нельзя, терпеливо слушаю и думаю, как же я всё это понесу. А тётя будто слушала мои мысли: « А, чо, тебя с Новой прямо к поезду доставят, вот только отсюда на Новую всё ж - таки нести придётся». 

За всё время моего нынешнего пребывания в святой для меня деревне Евдокия Андреевна всё чаще ударялась в воспоминания, и слава Богу, что наделён этим чувством человек, который и есть создание Божие. Так вот, тётя нынче вспоминала следующее: « Помню, приехали вы с мамкой, ты кричишь, что де куды ты меня привезла, вези обратно в барак. В барак всё хотел вернуться, да ведь букву «Р» не выговаривашь, вот мы смеялись. А ты ж всерьёз, что – то не полюбилось тебе здесь. 

Мама твоя, как ни лето, всё тебя и возила, вот ты и пообвыкся тут. Приедете, а дороги – то  пять дён тряслись в поезду, бледненький весь, аж страх глядеть. А молоцка попьёшь и отудбишь. С робятами сдружился, всё с Серёжкой Сиряновым, Володькой Молодцовым, Ваней Абрамовым, Славкой Носовым бегал. Да однажды в подпол упал, напужались мы, слава Богу, обошлось. Много ребятишек в разные истории попадают, родителям назола».

 Подумав, продолжила речь, виделось, что ей хотелось выговориться: « Сплету корзины, продам, наши кто не то обратно возьмут, подвезут. Знаешь, ведь говорила уж тебе с Данилы наш род пошёл, потому и Данилиными кличут. Потом был Агапий. Эх, сильный, бают, был. Затем Михаил, а после уж твой дед Андрей. Был у моего отца брат, звали Сергеем, дядей мне доводился. Было ему уж семнадцать годов, всё божественные книги читал. Бывало, придут к нему робяты, гулять зовут, а он наказывает, что нет его дома, а сам вот и читал, полюбилась ему Библия. В Бога он веровал здорово, а матери накануне  приснился сон: ей кто – то сказал, что мы там на небесах видим, вам не увидать, поём же мы «Приидите, поклонимся Цареви Нашему Богу». 

И пошёл наш семнадцатилетний дядя Сергей за лыками разутым,  настыл да помер». После этого Евдокия Андреевна, глубоко вздохнув, перекрестилась, подошла к  толстой старинной книге, лежащей на старом - престаром стуле: « Написана она по - старославянски, её и цитал дядя мой, все цитали. Вот гляи, как я умею цитать, я её всю процитала, здесь ведь в одной книге двенадцать книг, снацала идёт Ветхий завет, а потом уж Новый завет, все деяния Иисуса Христа тут описаны». 

И тётя прочитала мне по - старославянски несколько предложений, подивившись тому, что я так читать не умею. В голове невольно возникают хорошие мысли о нашей православной вере, как истинной хранительнице  исконного русского языка. А Дуня моя продолжала свою речь: « Ране ведь пенсии не платили, лапти плели, тем и жили. Уйдёт маманя на несколько дней лапти продавать, а я маненька, две сестрёнки. Маманьки цего делать – то, Серёжка – то брат старший,  всё с робятами бегал, а я до пеци кое - как достаю. С Луговки тёти прихоили помогали, все уж давно померли, эх, и многолюдна была деревня. 

Какие богобоязненные люди в ней жили, с добром в нутре жили, и помогали друг дружку. Кто думал, что ныне такая погибель настанет. А ты, Толька, гляжу весь больной, от своей аллергии задыхашься, ну слава Богу хошь не круглый год, а только в августе. А я тебя всё работать заставляла, телевизора, пока жил у меня, почти месяц не видал ты. Не печалься от этого, там ить непотребное для России кажут. Когда телевизор работал, я всё новости глядела и больше ничего. Жаль мне ныне живущее младое племя, живут без пути. На машинах сколь гибнет. А ведь ежели бы в церкву хоили да службы выстаивали, меньше бы погибали, это я чую, ей Богу, мене было бы горюшка. Меня, Толик, молитвы спасают, сколь проживу, значит так и надо, на всё Божия воля. 

Я ишо за Владимиром Путиным наблюдаю, вижу, печётся он об нас горемышных, знамо дело ворогов у России завсегда с избытком, шибко трудно ему, помоги ему, Господи». И она, о чём – то подумав, вновь всплеснула руками: « Вот ведь чудо какое, стены храма нашего старинного стоят, а новый клуб большой разломали, места там для молодёжи много было и свадьбы там играли, а теперь видел, весь разломанный стоит, потому как что свято, то и живёт». Знал я, что Иван Носов привозил Дуне на велосипеде время от времени молока, его брат Саша держал на Новой корову, и в этот момент, слушая тётю, на удивление увидел Ивана, подъехавшего к нам и уже заходившего в избу: « Ну, Толька дети – то у тебя определёны»? « Нет, Иван, не женаты оба. Витя дороги в Читинской области строит, а младшему Серёжке рано ещё». « Вот и у меня дочь не определёна, вроде дружит с одним, не знай, может даст Бог и выйдет замуж – то. Тёть Дунь, я в следующий раз молока тебе привезу, если ещё чего надо, заказывай. Ну ладно, Толька, поезжай в свой Братск с Богом».