Одинокая лампадка деревни(1)
«Считается, что душа наша, издёрганная, надорванная и кровоточащая, любит и в песне тешиться надрывом. Плохо мы слушаем свою душу, её лад печален оттого лишь, что нет ничего целебнее печали, нет ничего слаще её и сильнее, она вместе с терпением вскормила в нас необыкновенную выносливость. Да и печаль – то какая! – неохватно – спокойная, проникновенная, нежная. (Валентин Григорьевич Распутин отрывок из рассказа «Изба»)
Обложка книги Анатолия Казакова
Сколько в тебе жизненной суеты, человек? Сколько праведных и неправедных поступков ты делаешь, пока трепыхается твоё сердце! Но ведь живём, едим, спим, работаем, растим детей, внуков, правнуков. Верим в свою Матушку Русь, именно в неё сердешную, кондовую, до глубины души красивую. Пока и живы на белом свете, ибо наши воистину замечательные предки так наказывали...
Еду на поезде «Нерюнгри – Москва». Путь длиною в пять тысяч километров давно стал для меня привычным, но всё одно кажинный раз удивительный. Еду к своей тёте Евдокии Андреевне Кувановой. За рассказ о её жизни под нехитрым названием « Евдокеюшка» дали мне в Первопрестольной серебряную грамоту за подписью профессора Богословия А. И. Осипова. И это не похвальба моя, я и не чаял, что такое случится. Теперь вот издал книгу « Аналой» и везу дорогой Евдокии Андреевне, где кроме неё идёт повествование о многих жителях села Леметь.
Как воспримут они это? Не знаю. Скорее всего, введу кого и в смущение. Но в одном почему – то уверен, что раз Господь так устроил, то нужно только радоваться, что жизнь подарила стольких замечательных людей на моём многогрешном пути. Ведь по всей России похожих историй, слава Богу, действительно очень много. Надо бы только постараться, чтобы жила память о наших сердобольных людях в книгах.
Простые мысли идут своим чередом, а где - то и вразгон берут. Но тут надо бы их и урезонить. Да где там. Слушая стук вагонных колёс, любуясь Русью, записываю на листочек бумаги пришедшее в голову. Конечно же понимая, что это не стихи, а мысли, до которых шёл почти пятьдесят лет:
« Если на земле добро и зло. Если на земле любовь и смерть. Если на земле тебе не повезло. Если на земле дано терпеть, То возьми тепло, идущее с икон. То возьми преданья деревенских слов. То возьми земной родителям поклон. То возьми молитвы вечный зов. В этой жизни сложности кругом. В этой жизни гнёт нас суета. В этой жизни успокоит дом. В этой жизни есть и красота. Нам бы только верить во Христа. Нам бы только праведно идти. Нам бы только истину в уста. Нам бы только отчее нести»
Знакомлюсь с новым попутчиком, назвался он Ахатом и ехал до Казани. В Барабинске купил копчёную пелядь всего за сто рублей, а Ахат жареной щуки. Поели рыбы, и вскоре нашими соседями стали две женщины Марина Яковлевна Борисова и Эльвира. Как - то все враз познакомились, разговорились.
Марина Яковлевна была уже давно на пенсии и вспоминала: « Работали с мужем на Камчатке учителями. Удивительно добрый народ жил тогда там, ительмены, коряки, чукчи, алеуты, айны, эвены, камчадалы, да и сейчас, живут. Пришли, помню, на Камчатку новые «Москвичи». Местные такой автомобиль брать не захотели. Им нужны были «Нивы». Денег у нас на «Москвич» не хватало. А они, эти самые местные жители, собрали деньги нам на автомобиль и сказали, что когда будут деньги, тогда и отдадите. Очень добрый народ, не терпящий никакого обмана. Сначала сильно боялась извержения вулканов, потом привыкла. Много детей выучила, теперь по «одноклассникам» связываются со мной. Хорошо, что придумали компьютер, только бы безнравственные сайты поубирали».
Ахат принялся говорить о народной медицине, о пользе козьего молока, якобы лечащего даже аллергию. О том, что надо сварить ёжика и съесть бульон от какой – то хвори. Мне сразу стало жалко ёжика, но когда я сказал об этом Ахату, он рассмеялся. Эльвира, видя, как я страдаю от аллергии, дала мне целую пачку таблеток. Ехал с нами и Тахир, угощал всех национальным блюдом.
Хорошие попутчики, но трое суток моего пути вещали моему разуму, что скоро Арзамас, и город не замедлил встретить меня своей вечерней теменью. Пройдя на вокзал, мне предстояло либо дожидаться утреннего автобуса, либо ехать на такси. Прямо на вокзале в ресторане, гремела музыка, там праздновали свадьбу. Под такой грохот сидеть всю ночь расхотелось, заказал такси, и мы уже едем на пути в посёлок Ардатов.
По дороге разговорились, водитель Александр удивился, что у нас в Сибири зарплаты у людей примерно такие же, как и у них. Поведал Александр мне и о своём горе, медленно, с сопутствующим в похожих случаях вдохом начал он рассказ, на котором я, конечно, не настаивал, да видно Сашиной душе захотелось выговориться. По возрасту мы с ним были примерно ровесники, а раз так, то зачастую многое даже нет необходимости договаривать, ибо чуешь жизнь нутром своего возраста.
Вот уже погасли огни Арзамаса, а я слушал Сашу: « Жена моя пошла к зубному врачу, болел под коронкой зуб, сняли коронку оказали лечение. А у неё всё гноится и гноится, повёз её в Нижний Новгород ( Горький), сделали анализы, выявили рак. И вот, веришь, сохнет на глазах, тонюсенькой стала, страх, а ни одной жалобы. Так и померла. Запил я страшно, кругом ведь по дому наши фото, а друзья таксисты ящиками водку везут. Два месяца пил, а потом все фото её убрал с серванта, и слава Богу, полегче стало. Дочка у меня с сыном, за двадцать уж обоим. Подумал, если сдохну, кто им поможет».
Замолчал Александр на мгновение и перешёл на другую тему: « Значит, говоришь и в Сибири то же самое, что и у нас». « Да, Саша, везде примерно одинаково, Первопрестольная да Питер отличаются, конечно. У нас в Братске, один чудак снял ночной зимний город с высоты, очень красиво получилось, сердешная наша провинция. Ты, Саша, молодец, что завязал с отравой, дай Бог детям твоим здоровья, да чтоб тебя не забывали».
Въезжаем в районный посёлок Ардатов, бывший в ранешние времена районным центром. В село ночью ехать не с руки, распрощавшись с Александром, подхожу к дому друга детства Сергея Куванова. И несмотря на поздний час, Сергей крепко меня обнимает, ведёт в ещё не остывшую баню, ополаскиваюсь с дороги, а его жена Галя тем временем собирает на стол. После бани, как и подобает, почувствовал себя бодрее, достал из сумки бутылки с Братским пивом, выпили с Сергеем по рюмочке водки.
Заброшенный дом Сергея Куванова
Достаю книгу « Аналой», говорю Сергею: « Серёжа, тут и про тебя есть, как ты из тюрьмы возвращался в деревню, и встретил мою тётю Дуню, она траву в вечернее время косила. Помнишь, сказала тебе, что твои родители уж заждались тебя». Сергей молча налил по второй, Галину же угощаю нашим Братским пивом, вроде неплохое оно у нас.
Рано утром поднявшись увидел, как Галина заталкивает в духовку пироги. Завтракаем настоящим молоком и горячими пирогами. Попросил Сергея завезти меня в Храм. Когда обнимая пожилого священника, дарил ему книгу, он сказал: « Интересно будет почитать о православии в Сибири», и на прощание улыбнулся.
Подобрав искусственную корзину с такими же искусственными цветами, грузим её в багажник. Нечасто доводится приезжать в деревню. Вот и подбираешь так, чтобы подольше не портилась от времени и постояла на погосте на бабушкиной могилке эта самая искусственная корзина. И вот уже Сергей везёт меня в село Леметь, где ещё издали, хоть и заросли пахотные поля давно деревьями, на горе высится храм Пресвятой Живоначальной Троицы 1725 года постройки.
Храм Пресвятой живоначальной Троицы в селе Леметь
Нет, право, волнующе всё это, сколько бы раз ни приезжал, дыхание в такие минуты меняется, сердчишко того и гляди в надрыв пойдёт. Сам себе укреп души даёшь, не раскисать. Накой ты тут больной нужен, здесь деревня с извечной работой. Всплакнул маленько и будет, держись, брат, ты русский человек.
Перекрестившись на пустующий храм, идём по сельскому погосту. Вот и стоит теперь свежая корзина цветов на бабушкиной могилке. Слава Богу, дорогая моя бабулечка, Татьяна Ивановна Куванова, довелось внуку твоему навестить тебя. Всю жизнь ты работала, да как! Именно с надрывом робила, но и дожила почти до ста лет. Уж далеко за восемьдесят тебе было, а всё ещё пойло корове выносила, вот диво так диво. Берёг тебя Господь, сердешную. А мы вот в городе твои внуки все болеем. Лена - двоюродная моя сестра - перед моим отъездом с инфарктом слегла, а ей сорок пять лет. У жены Ирины пальцы от артрита болят сильно. Словом, кого ни возьми, все и болеют. Вы, старики крепше нас были, тут никто спорить не станет.
Вот так размышляю с собою, а Сергей уж подводит меня к могиле недавно умершего отца: « Сначала ему только стопу отрезали, потом дальше, дальше, вот и нет тяти», - горестно вздыхая, говорил Сергей. Я вдруг говорю: « Серёга, а ведь отец твой всю дорогу весёлый был, вот уж кто не унывал. Он ведь Божью заповедь выполнил, ибо сказано « Не унывай». Сергей улыбнулся: « Да, батя у меня такой был, эх, и весёлый. Галю вот только сестрёнку нашу, коли хоронили, сильно убивался». Замечаю рядом с могилкой натянутую верёвочку и вбитые колышки. Сергей по взгляду понял меня: « Это вот мама наказала мне сделать, говорит будем рядышком с отцом и на том свете».
Идём по погосту. Сергей показывает могилки деревенских, которых я знал и не знал, ибо село, состоящее когда – то из трёх деревень, было действительно очень большое. Вот и к друзьям заглянули, лежат рядом они: Слава Носов и Ваня Абрамов, маленько только после армии пожившие, успевшие однако жениться и семя после себя оставить. А мы с Сергеем два седых, почти пятидесятилетних мужика стоим теперь возле их могилок.
Сергей вдруг ворохнулся и слегка заметная улыбка, тронула его лицо: «Ох, и бедовые оба были. Славка, бывало, быстро обрастал, да всю дорогу постригаться к нам бегал. Помнишь, Толик, поди машинку – то эту железную. Вот качество, дак качество. Всей деревней друг друга стригли. Эх, Ванька, Ванька, винцо ты шибко любил, через это помучившись и помер». Всем, к кому бы мы ни заходили, Сергей клал Галины пироги.
Навестив могилки, поехали к Сергеевой сестре Нине. Я перед отъездом созванивался с тётей Дуней. И мы надеялись узнать у Нины, дома ли Евдокия Андреевна. Нина вынесла нам испить ещё тёплого парного молока, сказав, что Дуня ждёт меня.
Поделив поровну мою поклажу, спустившись с горы, переходим речку Леметь. Её белые омываемые течением речки камни как всегда радуют взгляд, но вместе с тем и тревожат душу. Поближе к речке бани – то раньше стояли, бывало кажинную субботу прямо светопреставление разыгрывалось тут, где мы сейчас идём с Сергеем. Женщины со старухами бельё полощут, молодёжь воды в бани натаскивает, здесь же и мальчишеские футбольные бои, а смеху кругом, разговоров весёлых. Как же, ведь обмывка организма впереди. Лягушек под белыми камнями тьма возле речки, вот уж как начнут переклики устраивать, не остановишь, словом, всамделишное всё, родное. Вот за такие воспоминания и любим мы свою Отчизну.
Речка Леметь
Ныне же идём с Сергеем по высокой траве. Некому её косить, уж давно как не кому. Идём к почти пустой деревне, в которой живёт моя тётя Дуня, Настя Матвеева да два мужика на другом краю деревни (одного Сашей зовут, другого Володей). Скотина, бывало, траву – то до самой земли выедала, такой высокой травы как ныне, было нигде не сыскать, выкашивалась она родимая подчистую.
Вот и взгорок с заросшей крапивой тропкой, и ты, тропочка, до боли памятна нам с Сергеем. А Сергей – то уж громко восклицает: « Толик! Я ить крапивой – то весь пообжёгся. Ты смотри, не пускает в родную деревню». Поднимаемся выше и попадаем в аллею из клёнов, атаковавших всю деревню. Даже тропа здесь совсем не заросшая, клён всё обуял, да и солнышко едва просвечивает через его листву, потому и не росла трава в этом месте так сильно, как давеча.
Слева, среди деревьев, в тени стоит дом, дворовые постройки его давно рухнули, а он стоит. Окна, ставни - всё на месте, дышит весь старостью, но стоит. Клёны его словно в плен взяли, круговую оборону обозначили. Стало быть, ещё каким – то чудом дюжит крыша у тебя, одинокий дом, многие твои собратья завалились, ибо известно: дом жив, пока крыша не протекает.
Заросший крапивой заброшенный дом
Помню был мальцом, и мама водила меня в этот дом, там жила бабушка по прозвищу «Танечка». Вот и выходим наконец на свет солнышка, на центральную дорогу деревни. Тоже заросшую, но по двум помятым полоскам нетрудно определить, что машины тут изредка всё же проезжают.
Вот и моя дорогая, навеки любимая тётя, Евдокия Андреевна Куванова идёт навстречу. В руках её резиновые сапоги, в которых я и хожу всегда, когда приезжаю. Обнимаю тётю Дуню, и это всегда волнующе, и надобно бы сердцу дать укорот от печали, нельзя иначе, расклеиться – то известное дело недолго.
Сергей глядит на нас, улыбается, совсем скоро и он увидит свой родимый дом, а Евдокия Андреевна, гляжу уж маленько успокоившись: « А я вас вот с сапогами пошла встречать. Ой, а на тебя, Сергей, не взяла. Моста – то нет у нас давно. Минька всё Чёрный устраивал, да помер. Я только летом, где вы прошли, хожу, а так всё через Луговку, там мост хорошо устроили. А кто брод указал? Ай помнишь, Сергей? Заросло же всё, трудно поди узнать». Сергей опять улыбнулся: « Сергей Багрешка, указал. Да я, чай, здесь вырос. Как тут забудешь».
Евдокеюшка у дома
Идём и видим выкошенную возле дома тёти Дуни траву: « Здравствуй, дом, где родилось семя Данилино. Пять лет не был из – за суеты жизни. Ну вот, Господь сподобил навестить, и слава Богу. Опустив тяжёлые сумки, прямо на крыльце, немного поговорив, Сергей, не выдержав, зовёт меня в соседний, родовой его дом.
Из – за разросшейся вишни не видно и забора. Отперев нехитрый замок, входим в сени родимого дома друга. Матушка Сергея, покидая дом и переезжая на улицу Новую, в каждой комнате оставила по иконе и по церковной книге. О Боже, сколько связывает человека с домом! В памяти мгновенно воскрешается многолюдие этого гостеприимного дома. Все ребятишки деревни собирались у Кувановых, глядели фильм « Четыре танкиста и собака», много на ту пору по - настоящему хороших фильмов снимали, а мы, не ведая того, напитывались их нравственностью.
Обойдя весь дом, вышли снова в широкие сени, Сергей встрепенулся: « Вот, Толик! Видишь, как места много. Тут прям все и танцевали, когда свадьбы нас шестерых детей справляли. Чудно устроено Господом всё, за каждый миг памяти поклон земле нашей русской. Сами - то мы седые давно, но чудно это, ибо бывает в душе, ведь кажется, это было совсем недавно». Сергей загрустил, а я подтверждаю: « Да, Сергей, давно сказано, жизнь как один день. Но мы, слава Богу, всё помним. И дети наши после нас будут помнить. Это, дорогой Сергей, такое чудо, которое великий скреп славянской жизни даёт всем нам, это, по всему так надо считать, Божие таинство, оделяющее все наши души. Сергей улыбнулся: « Ну, Толян, и загнул ты»!
А Евдокия Андреевна уж в дом к себе кличет. И вот сидим с другом за старым деревенским столом, за которым ещё совсем мальцом я чай из самовара, да вприкуску с сахарком пил. Андреевна на стол спроворила пироги с картошкой да бутылку водки выставила двадцатипятилетней выдержки. И тут удивляться не приходится сведущему человеку, ибо в деревне всего всегда берут с запасом, сама жизнь тому подтверждением служит. Выпив по рюмке, удивляемся качеству водки, изготовленной из зерна. Да и опьянение в мозгу ощущается совершенно другое, нежели от нынешней водки. Сергей удивляется: « Ну тётка! Да как до тех пор сохранила – то?» Андреевна лишь улыбается. Я же любуюсь ими, и счастлив, что жизнь подарила мне такую вот встречу.
Фотографии автора
Продолжение следует...
|
