ВАЛЕРИЙ КУКЛИН(Германия)

ЕСЛИ ГДЕ-ТО НЕТ КОГО-ТО

 

ИЛИ

 

ТАИНСТВЕННАЯ ИСТОРИЯ, ПОХОЖАЯ НА СКАЗКУ

(Часть 6)

Часть 1  Часть 2 Часть 3  Часть 4  Часть 5

 

        

 «МЫ - ЛЮДИ. А ВЫ - КТО?»

Если где-то нет Кого-то,

Значит, Кто-то где-то есть.

Только где он этот Кто-то?

И куда он мог залезть?

 Валентин Берестов

1

Господи, каких только эпитетов было достойно это сказочно-прекрасное утро! Солнце спешило до прибытия с Белого моря черных туч побыстрее и посуше вылизать землю, смахнуть с хвои влагу и пригреть крытые самым настоящим осиновым лемехом крыши старинных изб. На резных листьях растущих вдоль улицы берез было уж мало влаги, но оставшаяся, сбираясь в капли, сияла многоцветно на каждом зеленом с рубчатым краем листе так блескуче, что в глазах зудело от яркоцветья. 

Я ударил кулаком между створок окна - и те с треском распахнулись, впуская в избу кубометры чистейшего воздуха и света. Дышалось легко и свободно, слегка припахивало прелью прошлогодних трав, свежим ароматом цветов и готовых к покосу лугов этого года.

- Закрой дверь… - попросила Людмилка сонным голосом. - Холодно.

Я перепрыгнул через подоконник и шлепнулся босыми ногами прямо в лужу. Брызги ледяным веером расшвырнулись в стороны. Повернувшись лицом к дому, я осторожно закрыл окно, оставив распахнутыми ставни. В свежевымытых стеклах отразился лес, такой близкий, словно родной, и в то же время странный тем, что в него я за прошедшие сутки так и не выбрался. Провозился вчера с уборкой, а про то, что хотел осмотреть лес, забыл…

Вот туда я сейчас и побегу… И зарядку совершу, и любопытство удовлетворю…

Тропинка весело змеилась под ногами, мокрые кусты и палая хвоя холодили и почесывали босые подошвы. Чудеснейшее ощущение контакта с чем-то незримым, живущим в лесу, с чем-то уснувшим когда-то во мне и теперь просыпающимся, эдаким закодированном еще в ДНК ощущением единства себя со всем живым на свете - начиная от червяка и бабочки, кончая травоядным, хищником и всеядным, - разлилось по телу, и будто это не я, а кто-то другой бежал по поляне, дыша не только легкими, а еще и порами тела, выпивая утреннюю росу кожей, чувствуя себя равным с каждой травинкой, с каждой былинкой этого леса. Тропинка нырнула под полог роскошной ели и, вихляясь меж вылезших из-под земли извилистых корней, направилась в глубь чащи, чтобы как-то вдруг неожиданно упереться в по-настоящему кажущуюся изумрудной от обилия сочной осоки, перемешанной с лучами солнца поляну.

На поляне стоял рубленный в лапу домик в старорусском стиле: с аккуратным резным конем на макушке, с выгнутыми курочками, с узорчатыми воротцами вокруг входной двери и со столь же витиевато вырезанными наличниками вокруг окон. Дом стоял почему-то на двух столбах, хотя мне подумалось, что должен он стоять на куче хвороста, похожей на сорочье гнездо, быть меньше и выглядеть неказистей. Между порожком дома и травой было метра два. Их соединяла лестница в семь ступеней. Почему я их сосчитал?..

А после мелькнула бесшабашная мыслишка подняться по лестнице и постучать в дверь. В конце концов, можно хозяев и не беспокоить, просто воспользоваться ею, чтобы оглядеть поляну сверху. Но, взойдя по лестнице, я все-таки толкнул дверь. Как-то само собой это получилось: решил постучать, но чуть тронул костяшками пальцев крепко сбитые и плотно подогнанные мощные доски - дверь и поплыла, открывая взору моему чистую светелку с большущей печью посередине. Вид портил лишь стоящий в дальнем правом углу телевизор, стыдливо прикрытый белой застиранной накладкой с вышитой на ней крестиком  серой кошечкой, уютно устроившейся в желтом лукошке. Икон я тоже не заметил. Не было в избушке икон. В селе в каждом доме в красном углу были, а здесь - нет. Ни старых, писаных маслом на дереве, ни новых, отпечатанных на типографских станках, никаких.

Из-за печи раздался добродушный женский голос, говорящий слова вовсе не ласковые:

- Дверь закрой за собой - холод напустишь. Утро раннее, поди. А ты уж приперся.

Я послушно шевельнул ногой - и дверь легко, словно невесомая, запахнулась.

- Сюда иди, - продолжил тот же голос. - Чего в дверях зря стоять, раз вошел?

Я сделал пару шагов внутрь комнаты, завернул за печь - и увидел даму средних лет с удивительно знакомым породистым лицом, одетую в сиреневую вязанную кофту и черную юбку, с ботами моды пятидесятых годов на ногах. Волосы ее были аккуратно сплетены в толстую косу и уложены вокруг головы, словно корона.     

- Здравствуйте, - сказал я как можно вежливей, и представился. - Гурцев, - подумал, и добавил, - Юрий, - и, так как она мне руки не подала, вежливо поклонился.

Заходить в чужой дом и навязывать свою особу в собеседники, было не в моих правилах. Поэтому я чувствовал себя весьма неловко и даже был готов назваться и по отчеству.

- Завтракал? - спросила женщина вместо ответа. - Молочка парного будешь?

Она что - успела подоить корову в такую рань?.. И какое знакомое лицо!.. Где я видел его?.. В местном сельмаге? Или по пути со станции на тропинке встретили мы ее с Людмилкой?.. Смутное что-то вертится в голове - и не вспоминается…

- Да не морочь себе голову пустяками, - улыбнулась она по-доброму, как улыбаются бабушки внукам на новогодних картинках. - Видел - не видел… Пей молоко.

«Мысли читает!» - понял я.

- Поешь хлеба, говорю, попей молока. Тесто нынче хорошо взошло. В ночь пекла. Ночной хлеб всегда вкуснее дневного. Мед вон стоит. Самая что ни на есть утренняя пища. Поешь, а потом и побеседуем. Не люблю пустобрюхих слушать. Голодный мужик только о еде да о бабах и думает, все остальное оставляет на потом.

Надо ли говорить, что помазанную медом краюху, отрезанную от огромного пышного каравая ржаного хлеба я поглотил, как кит библейский слопал несчастного Иова, почти не жуя, а темно-коричневый глиняный глечик с молоком опрокинул в себя одним махом.  При этом чувствовал я себя печенью перед включенным рентгеновским аппаратом: «Мысли читает!»

- Все, - сказал я, поставив крынку на стол.

- И на том спасибо.

- Спасибо, - смутился я.

- Ничего, - улыбнулась она (и я вновь обратил внимание на странное несоответствие ласковости ее улыбки  и грубости слов). - Пожрал - задавай вопросы.

«В уме?» - подумал я.

- Как тебе удобнее.

А я не знал, с чего начать. Растерялся.

- Давай с середины. Конец сам приложится. А начало не важно никому.

Как это у нее получается – мысли мои слышать?

- Само собой, - ответила женщина. - Никогда не задумывалась. Умею - и все.

И  никакой при этом затраты энергии?

- Устаю, хочешь спросить? Не замечала. Удобно - и все.

Удобно… Порой такого о себе услышишь! Это - когда говорят вслух. А что говорят про тебя молча?

- Привыкла, - поняла она вопрос. - К тому же интересно порой. В городе бываю когда - такого наслышишься!

Что ж такого особенного услышала она в городе?

- Охальник.

 

2 

- Полегче, полегче бы бабке с ним. Видит же старая, что не из тех он, кто забижает.

- СЛУШАЙ.

 

3 

«Пускай даже и охальник, а вот, что чувствуете вы, когда мысли читаете? Я - про ваши ощущения».

- Когда мысли хорошие, - ответила она вслух, - так даже приятственность ощущаю. Душевную и во всем теле. А как что-нибудь такое… паскудное… убийство там задумают, предательство… или про войну когда политический комментатор говорит… словно внутри меня чешется что-то… скребет еще… в голове.

«Изменяется ли степень интенсивности чесания от степени тяжести преступлений? Если да, то в какой зависимости? В прямо пропорциональной?»

- Преступления все тяжкие. Легких преступлений не бывает. Тут уж ты либо совершил чего, либо не совершил. Только действуют преступления на людей по-разному. Так, к примеру, духовное убийство много опасней телесного. Ибо душа – это и есть жизнь. Все прочее – плоть, мертвечина. А вы, люди, этого не понимаете. 

«Мы - люди. А вы - кто?»

- Я-то? - вздернула правую бровь женщина. - Аль не узнал? Яга я. Бабушка Яга.

 

4 

- Проболталась старая!

- И не говори. Очень не вовремя.

- А что?

- Выродок проснулся.

- Пусть просыпается. Какой дурак ее-то за язык тащил?

- Выродка тошнит.

- Балаболка старая!

- Тошнит его!

- КРУТИ НАЗАД ВРЕМЯ…

- Зачем? Не позволю? Кто сейчас главный?!

- ТОГДА ДУМАЙТЕ! СРОЧНО!

- Попробуй тут… Вся шея искусана.

- Не будешь в чужой эксперимент влезать.

- Кто ж виноват, что сразу так - и Баба Яга проболтается, и Выродка… Бр-р-р!.. Что делать ?

- Все уже сделано…

- Что?

- ЧТО?

- А ничего… Выродок Гурцевым стал.

- И внешне?

- Само собой. Как два брата-близнеца.

- Значит, настоящий Гурцев…

- … здесь останется.

- А Людмила?

- С нашим в Москву уедет… Хорошо!

- Что ж хорошего-то? Погано.

- ТИХО!

- Вот как кусну!

- КУСАЙ.

- Эй, вы что?.. За что?.. Больно же!.. Только не за уши!.. Что делать-то?

- ЯВИТЬСЯ.

- Да. Явиться.

 

5 

- Мы - люди, - повторил я вслух, удивляясь тому, что речь течет из меня так легко, как никогда раньше . - А вы - Яга. Бабушка Яга-Костяная нога… Шутка?

- Какие тут шутки? Все мы - из мяса да костей, прочих внутренностей – лечимся мертвой водой. А живой водой лечим души. Врачевательница я, Егорий.

Стекла всех трех окон бабкиной светелки весело звенькнули, брызнули веером внутрь дома, рассыпались радужным бисером по полу, словно ковер лягушки-царевны на смотринах невест. В проломах застряли три ноздрястые, с длинными рылами, глазастые морды цвета, как мне показалось поначалу, хаки.

Левая морда, самая старая, с седыми, но изящными длинными ресницами на смеженных веках, мирно похрапывала, отчего бурелом волос белого цвета в ее носу то выгибался буграми вперед, то втягивался внутрь ритмично и спокойно - хоть такт замеряй.

Центральную голову можно было бы назвать и средневозрастной: рыло хоть и морщинистое, но не так, чтобы очень, глаза желто-блеклые, но взгляд их не сильно колючий, в ресницах почти нет седых волос, правый клык, торчащий из-под верхней губы, обломан…

Третья голова - правая - выглядела на фоне первых двух прямо-таки юной и имела слабо-малахитовый оттенок кожи. Взгляд ее был шалый, с изрядной дуринкой, как у пьяного матроса после полугода болтанки в море при выходе на берег. В распахнутой пасти ее парил длинный розовый язык. Раздвоенный.

- Здорово, старая, - сказала Средняя голова, и продолжила грубо, но при этом незлобиво. - Чтоб тебе повылазило, сорока болтливая!

- Так ведь чист мужик, - заявила врачевательница. - Весь здесь - как на ладони. За все время ни о какой пакости не подумал. Турист.

Пришла и моя очередь лезть в бутылку. Сравнивать меня с туристами - толстозадыми зазнайками, без дела топчущими землю, - я не позволил. Я распахнул рот и… мысленно, не вслух… стебанул очередью фраз острых, соленных, перченных и фигуральных, какими пользовались мы в детдоме лишь в особых случаях..

- Ух-ты! - восхитилась Средняя голова.

Старшая открыла один глаз и глянула в мою сторону удивительно чистым оком.

Младшая раскатисто расхохоталась.

Бабушка Яга укоризненно покачала головой и ответила предложением коротким, но гораздо ядренней моих слов, с переборами.

Мне стало стыдно.

- Поговорили, - миролюбиво произнесла выхохотавшаяся голова. - Люб мне сей молодец. Ты, бабка, ответь, как на духу: веришь в чистоту помыслов Егория?

Прямо, как на партийном собрании. Сейчас от старухи потребуют, чтобы она поручилась за меня. Интересно, чем? На собрание походило это мероприятие еще и тем, что теперь ни Баба Яга, ни три разновозрастные крокодилоподобные башки на меня внимания не обращали, общались, по-видимому, мысленно, между собой, в мою сторону не смотрели. А у меня даже не было времени и сил удивиться этому внезапному оживлению сказки, ибо я уже догадывался, что в окнах избушки Бабы Яги торчат головы настоящего живого дракона. Как из мультика. На моих глазах решался вопрос не о том, бывают ли на самом деле Баба Яга и Змей Горыныч, а о том, быть ли мне на сей многогрешной земле в живых. И моего мнения по этому поводу никто не спрашивал.

- Полной чистоты, конечно, нет, - сказала вдруг Яга вслух. - Полностью чистым даже чистый спирт не бывает… Вот если бы он…

- Шельма старая! - рявкнула Младшая голова. - Не тяни кота за хвост. Сразу отвечай: да или нет? Шея затекла. Не могла окна шире и выше сделать.

- Так не для тебя окна прорубали, - огрызнулась Яга. - Шастаешь тут. Нет, чтобы дождаться…

- ГОВОРИ, - произнесла Старшая голова так мощно, так основательно, что все остальные слова и споры стали ненужными.

- Так я что? - сразу стушевалась бабушка. - Я завсегда отвечу. За свои слова, в смысле, - и выдохнула. - Чистый он

Со всех присутствующих словно тяжелый груз свалился.

- Ура-а! - заорала Младшая голова, и первой с хлопком, словно пробка из бутылки шампанского, вырвалась наружу.

За ней, с изрядным скрипом и скрежетом вылезла Старшая голова.

Средняя покрутилась, повертелась, да и выскользнула совсем без звука.

Утреннее солнышко залило горницу с разрушенными окнами ласковым и теплым светом. Осколки стекол на полу заиграли многоцветьем, словно жемчуг в ларце средней дочери купца из сказки об Аленьком цветочке.

- Айда на улицу, Егорий, - сказала бабушка усталым голосом. - Там и поговорим. Все приходится самой решать. Мужики пошли какие-то нынче безответственные…

На лесной поляне я увидел бесконечно огромную тушу самого настоящего Змея Горыныча, представляющую собой нечто наскоро состряпанное театральным художником-бутафором из остатков театрального реквизита: хвост крокодилий, тело бегемотово, ноги куриные, крылья мышиные, шеи змеиные, но с панцирными пластинками и шипами на них, три морды разновозрастные, не поймешь на кого похожие, только отдаленно напоминающие крокодильи, - и все это в таких невообразимо огромных размерах, что поры в коже на грязно-белом брюхе его выглядели добротными отверстиями, позволяющими увидеть внутри них блеск каких-то желез. Кстати, поры эти дышали: слабый потный парок струился из них и колебался легким  облаком над телом животного.

- Сам ты - животное, - обиделась Средняя голова. - Интеллигент несчастный.     

«Наоборот - везунчик, - подумалось мне в ответ. - Где и у какого биолога была еще возможность наблюдать столь уникального представителя фауны Земли? Диссертацию  о таком зрелище ни один Университет, ни один Ученый Совет, ни один ВАК не утвердит… Зато личные впечатления!.. Если еще удастся и произвести замеры, проследить за питанием рептилии, за характером поведения, за метаболизмом… »

- Кретин? - поделилась наблюдениями за мной Младшая голова со Старшей.

-     Энтузиаст, - поправила Средняя.

- СЫСКНОЙ, - категорически заявила Старшая.

Тут шея Младшей круто изогнулась, и зубы ее клацнули у едва успевшей увернуться от укуса шеи Старшей головы.

- ОЙ!

От вида этой сцены оторопь моя прошла, стало весело на душе, вновь накатило странное для меня желание говорить:

- Что за порядочки у вас? - заявил я наглым голосом. - Ссоритесь, деретесь, как дети. Не молодые, поди, а ведете себя, как соседки-сплетницы на свадьбе: кому молодая до брака дала, за что дала, как дала? Скажите лучше, что вам от меня надо?

- Как это - скажите? Это что - приказ? - оторопела Младшая голова. - Ну, ты и наглец!

- Да, акселератка, приказ. Ибо всякий приказ - это разновидность просьбы, выраженный наглым тоном всего лишь из смущения, - отбрил я Младшую без всякого страха в душе и удивляясь своему умению говорить софизмами. Ибо почему-то был твердо уверен, что вреда мне это чудо-юдо не принесет, а даже позабавит. -  Наглецов и впрямь развелось! Глянь в зеркало - увидишь три штуки.

Шеи Горынычса взлетели вверх, гребни на шеях взъерошились, по телу прокатились разноцветные - сине-красно-зелено-желтые - волны, пасти широко раскрылись, три пары глаз загорелись кровожадным огнем… Еще мгновению - и они разорвут меня на три части…

«Блин! – подумал я с восторгом. – Какая громадина!»

Тотчас Старшая голова смежила глаза, и рухнула на траву со стуком столь могучим, что земля под ногами моими затряслась. То есть Старшая башка устроилась спать на траве, Средняя застыла в небе, словно каланча, окаменела в зверском виде своем, а Младшая изогнула грациозно шею и, глядя на меня сверху и сбоку, сощурила один глаз, произнесла со смешком:

- А Выродок-то… уже к селу подходит…

- Какой еще выродок? - начал я… 

Продолжение  следует.........

    Использованы изображения работ И.Билибина

Выпуск сентябрь 2016

Copyright PostKlau © 2016