Журнал "PostKlau"

                                      Телогрейка для дочери

 

Всю войну думал о жене Марии, солдат Конев Алексей Петрович. Когда шли боевые действия, не до дум всё-таки было, но всё одно проскальзывало. А когда в окопах сидел, тут мысли лезли в голову, да они и спасали эти мысли, ведь в них дом родной, сердешные мои люди. Ведал  Алексей, что каждый кто на войне думает о близких, так человек устроен, и нет на белом свете одинаковой судьбы, вот где загадка. 

До войны в их сибирском селе было в общем не плохо жить, не голодовали. Работа тяжёлая, но Сибирь - Матушка, рыбкой, птицей, зверем  подкармливала. Маша его родила ему четверых детей, и все три дочки,  во младенчестве померли. Сколотит маленький гробик Алексей, да несёт на погост, а люди видят всё, жалеют, крестятся, много старух горестно качают своими головами в такие моменты жизни, глядя на мужика несущего гробик. А Алексей не глядит на окна земляков, знает, что смотрят и молятся люди, во многих домах младенцев хоронили, такова жизнь. 

У каждого в деревенских домах детей помногу, особо грустить некогда, хотя и для этого время особое Господом отведено.  Многодетные семьи действительно спасали от ненужной тоски, работа спасала. Саднило, ох как саднило душу Алексея, ну хоть один детёныш пусть выживет, Господи, думал он. Четвёртую Анечку, уж как только не пытались сберечь, после трёх предыдущих смертей. И вот, слава Богу, уберегли. Дочке уже было пятнадцать лет, а тут война окаянная случилась. 

Обнял на прощание Алексей жену и дочку, наказав, чтоб берегли друг дружку. Сколько слёз было пролито в те страшные годины, казалось нескончаемого лихолетья. Сибиряки народ крепкий, дважды был ранен Алексей Петрович, и снова возвращался в строй.  Слава Богу, одолели врага, возвращался Алексей домой. Тянуло домой так, что казалось, что  душа вместе с сердцем наружу выскочит. И вот родное село, ещё немного, и радость в его дом постучится. 

В городе пока искал попутку до деревни, встретил земляков, они его с собой и забрали. Подвода всё ближе приближала Алексея к дому, он жадно вглядывался в родные места, ничегошеньки от него не ускользало, птичка какая,  травинка лесная, всё мило сердцу, выжившему в горниле войны солдату. Ему казалось, всё живое встречает его фронтовика, выжившего в страшной войне. 

Вовек не сочтёшь тех моментов, когда казалось Алексею, что всё конец, а потом, и вовсе перестал обращать внимание на это, сам себе правда отметил, какая – то плохая у меня привычка появилась, думал, как будет, так и будет. Он знал от чего это всё, сотни сотоварищей погибших и раненых на его глазах, вот что это было, перегорело нутро, словно огнём выжгли, словно печать поставили, де, ты вроде живой солдат, а вроде неживой. Ноги ходят, руки шевелятся, а вот нутро, нет, не объяснить чего в нём, а ежели кто спросит, нет, не спросит никто, у всех такое тягло неминучее.  Не ускользнуло от Алексея, что мужики какие – то не такие в разговоре с ним, и он напрямую спросил:

- Ты чего Егор Спиридонович, вроде не договариваешь чего?

Дед, поглядев на солдата,  тихо сказал:

- Ты Алексей крепись, уж с недели две назад, надсадилась твоя Мария. Работа – то у нас знаешь сам какая, мешки эти неподъёмные. Лежит Маша, доктор приезжал в больницу велел. А она ни в какую. Говорит дождусь Алёшеньку, а там что будет.

Алексей помрачнел, но молчал, а Спиридонович продолжал говорить:

- Я как раз был в твоей избе, потому как доктора привёз. Понимаешь, обычно принято в город больных с деревни возить, а тут председатель распорядился, вези говорит доктора. Он твою Марию за работу шибко ценит. Боялся, что как бы не растрясло по дороге, колдобины наши извечные, лошадёнки измотанные. Меня понимаешь, что удивило. Обычно матеря Алешенькой называют, а тут жена, значит любит. Ты Алексей Петрович войну вон какую пережил. Даст Бог, когда Мария тебя увидит, на поправку пойдёт.

Оставшуюся часть пути ехали молча. Вбежав в дом, Алексей кинулся к кровати. Прижавшись друг к дружке муж и жена долго плакали. Вдруг Алексей ощутил, что его спине стало теплее, видно дочка прижалась к тяте. Обернулся, нет дочки, снова жадно глядел на жену, Боже! Как же постарели мы с тобою Маша, думал солдат. Мария попыталась встать, но слабость была настолько сильной, она снова повалилась на кровать, стараясь держаться, не плакать, говорила мужу:

- Алёшенька! Видишь, какая я. На стол бы чего собрать.

- Ты Маша не печалься, жив я остался, а на стол соберу, я чай не без рук.

С вещмешка, Алексей достал солдатскую фляжку, две банки тушёнки, сала, хлеба. Слазил в погреб, набрал в железную миску квашеной капусты, в другую миску наложил солёных грибов. Вернулся в дом. Маша пока Алексей лазил в погреб, решила держать себя, не плакать, хотя давалось это ей с трудом.

- Алёша! Там в печи картошки возьми.

Солдат налил себе спирта в железную кружку, Мария пить и есть отказалась. Утром Алексей Петрович уговорил председателя, чтобы отвезти жену в город. Ещё неделю пролежала Мария в городе и померла. 

Где была дочь Анна, отец не знал. Знал от Марии, что подалась в город, а где она и что толком никто не знал. Эх солдат, солдат, говорили на селе люди, вроде радоваться надо, жив остался, а тут вон какая оказия, жена умерла, дочка неведомо где. 

После похорон жены, поразило фронтовика то, как люди его села живут впроголодь, на фронте, хоть каждую минуту можно было погибнуть, кормили вполне терпимо. Упросил председателя не торопить на работу, надо, мол, отдышаться после войны, а сам достал из амбара старые сети, починил их, связал ещё две новых, и на реку. По первости  сам разносил  в каждый дом рыбу. Повеселели от этого земляки, на селе одни вдовы почти, а тут свежая рыбёшка, главное дети досыта поели. И потихоньку стал народ работать повеселее. Видя эдакое, председатель Сергей Андреевич дал Алексею лошадь с телегой. А по осени, Алексей Петрович подался в лес, и совсем вскорости обеспечил мясом всё село, застрелив двух лосей и медведя, птица для него в расчёт не принималась, много её было, и в каждом дому села отведали глухаря да рябчика.  Деревенские шибко ценили труд фронтовика, при встрече кланялись в ноги. Алексей Петрович не любил этого, тут же останавливал земляков, не надо мол, у вас мужья в войну погибли, а жрать чего – то надобно. 

Прошло какое – то время, люди зажили не много получше, и Алексей Петрович стал работать на тракторе. И снова мысли, как на фронте, одолевали, вспоминал Марию, как целовались с ней, и боялись, что кто ни будь заметит. А потом убегали  к скирде сена, прятались там, и снова целовались, миловались...

Прошло пять лет, все эти годы, Алексей Петрович искал дочь Анну, спрашивал в городе, но никто ничего не знал, заметно, раньше определённого жизнью срока постарел. Было воскресение, Алексей Петрович в этот день полдня ремонтировал трактор, да вот прихватила спина, не разогнуться. Пошёл домой, затопил баню, хотя далось это через сильные боли. Вернулся в дом, достал из печи суп, сидел, ел деревянной ложкой хлёбово. Скрипнуло на крыльце, ещё мгновение, дверь отворилась, зашла дочка Анна, а с нею два дитя. Анна, поперхнувшись сказала:

- Здравствуй отец! Примешь непутёвую дочь.

Алексей Петрович поднявшись с лавочки, подошёл к дочери, заплакал, и с дрожью в голосе сказал:

- Да ты что дочка, как же не принять – то. Маша бы это не одобрила. А это детки твои?

Рядышком с матерью стояли двое детей, один мальчик, другая девочка, одеты были плохонько. На мальчике старенькое ношенное - переношенное пальтишко, на девочке то же. Обуты их маленькие ножонки были в лапти. Алексей Петрович быстро справился с собою, скомандовал:

- А ну, мои хорошие, раздевайсь, я тут супу спроворил, баню истопил. Ты дочка слазь в погреб, там достать рыбки солёной, бутылочку. У меня вишь спину прихватило, дыху нет.

Дочь, раздевая детей, спросила:

- А как же ты отец баню с такой спиной истопил.

- Дак, тут в деревне одно лекарство, баня.

Анна намыла детей в бане, попарилась. У Алексея совсем заклинило спину, и дочь прямо сказала:

- Отец я тебя попарю и помою.

Алексей Петрович не стал отговариваться, ему это было приятно, он снова заплакал.

После бани, когда дети были накормлены, и уложены спать, Анна рассказала отцу свою историю:

- Приехал к нам один киномеханик в село. Полюбила, всё в общем случилось. Мама наша в передовиках, не одобрила мой выбор. Я и убежала с ним, поначалу немного пожили в городе, потом он в свою деревню увёз. Родила Стёпку, а Николай пил всё время, думала уходить от него, мама его уговорила не делать этого. А тут снова забеременела. Нервы отец сдали, ушла я от него. А куда идти, думаю. От людей случайно узнала, что мама умерла, а ты один живёшь. Если не нужны мы тебе, мы уйдём, только скажи.

Алексей Петрович пока говорила дочь, всё вспоминал как бережно и ласково мыла его дочь в бане, и видел он украткой, слёзы на глазах дочери, но сдержался ничего не сказал, но тут после слов дочери удержу не было:

- Ты Анна с детишками своими, самое дорогое для меня, что мне одному надо. Придёшь домой, наваришь картошки, а есть не охота, заставляешь себя. Без еды с трактором не справишься. Только вот не понимал, почему на похороны матери не приехала, теперь понятно. Да я так дочка, и думал, что не знаешь. Разве ты бы не приехала. У кого бы сердце не дрогнуло. Есть конечно такие люди, но их слава Богу, не много. А мы дочка корову заведём, мне одному ни к чему было, а детишек – то надобно поить молоком, они тогда справные будут, сама знаешь. Я когда с войны вернулся, Маша держала корову, когда похоронил. Вижу люди на селе все голодные. Сама знаешь, всё на фронт, всё для Победы, а сами хоть сдохни, дак, ведь и помирали, сколько такого, о Господи. Ну, словом заколол я корову, и раздал людям мясо. Дочь молчала и плакала, тихо сказав:

- Ты отец у меня святой.

Алексей налив себе водки, выпил, хрустнул солёным огурцом, а когда огниво провалилось внутрь, сказал:

- Да ты что дочка, какой я святой, фронтовиков – то, побило на войне, живых по пальцам быстро сосчитаешь сколько вернулось. Ванька без ноги, Авдей без руки, Николай без ног, а Володя Курочкин, лежит не встаёт, ослабел совсем, после войны трудно одыбаться, по себе знаю.

Утром, когда Алексей проснулся, тут же вспомнил, что было вчера, дочка уже доставала из печи в чугуне кашу со словами:

- Садись тятя, позавтракаем.

Дочь с отцом поели одни, дети ещё крепко спали.

- Ну на работу я нынче не ходок, так и не отпустило спину, полезу дочка на печь, греть спину.

Нагрев на печи спину, Алексей почувствовал, что боль в поясницу опустилась, и стало болеть пуще - прежнего.

- Дочка помоги слезть с печи, болит сильно.

Сев на лавку, выпил два хлебка водки, затем ещё налил, и выпил, боль не отпускала. Тут и проснулись его внуки, с босыми ножонками давай бегать по избе. Алексей открыл столешницу, вытащил две конфетки, и дал внукам, дети радостно закричали:

- Ура! Дед конфет дал.

Всю эту картину увидел зашедший в дом председатель колхоза Сергей Андреевич:

- Ты чего Алексей, захворал небось. Ежели захворал, лечись. Сам на трактор сяду, чего сделаешь, у нас вечная страда.

Алексей налил председателю и себе водки:

- Понимаешь дорогой Андреевич, радость у меня.

Председатель выпил, и быстро ушёл, сославшись на дела. А Алексей глядя на босые ножонки внуков, велел дочке, чтобы они надели лапти. Потом вдруг разглядел он эти лапти, ужаснулся, их и выкинуть не жалко нисколько, дыра на дыре, и дырой управляет. Через три дня, когда спину понемногу стало отпускать. Алексей Петрович, съездил на подводе в город, купил там для внучат ботинки, брал на размер или два побольше, чтобы с запасом было, и чтобы с шерстяным носком, можно было носить. Тогда его дорогие сердцу внучата помене простужаться будут, думал фронтовик.

Приехав домой, сел на лавку, достал из вещмешка две пары ботинок, подозвал внуков. Что тут началось? А началось светопреставление жизни, натянув на свои босые ножки ботинки, дети стали носиться по избе, и радостно кричать, внук Стёпка кричал:

- Дед нам ботинки купил. Ура! Я в них на войну пойду фашистов бить.

Алексей Петрович говорил внуку:

- Да ты что сердешный, разбили мы их фашистов – то, слава Богу.

Внучка Дуня кричала:

- А у меня ноги теперь не будут мёрзнуть. Ура!

Дочь Анна глядя на всё это, проронила слёзы. Отец быстро уловил это, и подозвал дочь поближе:

- Я дочка думал, что тебе купить.

Затем отец вышел на крыльцо дома, взял мешок, и затащил его в дом.

- Вот ведь я дочка какой стал, гостинец тебе привёз, да на крыльце оставил, дырявая моя башка.

Отец вытащил из большого мешка, новую телогрейку,  и новые ботинки:

- Вот дочка это тебе. Ты примерь, а то переживаю, угадал ли с размером.

Анна примерила ботинки с телогрейкой, всё оказалось впору, лишь ботинки были не много великоваты, но это было не страшно. Затем Алексей достал из вещмешка цветастый платок, и дал дочери.

- На дочка, носи на здоровье.

Анна обняла отца, и плача сказала:

- Тятя! Ты вот говоришь не святой ты, а для меня ты святой.

Алексей Петрович в этот момент вспомнил, как вернувшись с войны, обнял свою Машеньку, и показалось ему, что дочка сзади прильнула к его спине, а теперь всамделишно дочка обнимает, не объяснишь жизнь…

Иллюстрация: художник Игорь Сушенок

Выпуск предновогодний 2020