Журнал "PostKlau"

АНАТОЛИЙ КАЗАКОВ

          Мальчик в монашеском одеянии                                                                               

Вижу маленького мальчика. Одет он в монашеское одеяние, бежит вниз  к неглубокой каменистой речке. А на горе стоит белокаменный храм. Догадываюсь, что мальчонка этот там и живёт. Почему? Почему? Почему? Вижу это, конечно же, задаю себе вопрос. Да ведь это и не мудрено вовсе, покуда жив человек, он, сердешный, и мается догадками. А разнообразие их, этих самых догадок воистину огромно.

Мальчик этот, лишь едва привидевшись,  растеребил мои мысли, а они уж вразбег взяли, о жизни людской немного потолковать решили... Старики да старухи наши сердобольные из века в век сколько пересказов вели о былом, пережитом. Потому как трёхжильный он, хребёт - то у нашего русского народа. Бывало, соберутся малые дети и слушают. Опять же кого? Да их, зачастую согбенных, верящих в Бога старух. И тут ухмылки злые не пройдут, ежели кто ненароком вздумает, ибо это правда. Разговорятся старухи, вспомянут много чего и до царя Гороха дойдут. Тут уж не зевай, только уши распускай да внемли.

Чуяли дети деревенские, а кто постарше, и подавно, что все они: их отцы, матери, старухи, старики и, конечно же,  избы с русской печью навеки любимые. Самой этой всамделишной жизнью делали их молоденьким душам не осознанный пока до времени укреп духа.

От зари и до заката  работали их родители. Сколько солёного пота с их рубах унесла родимая речка! Полощут бабы в реке мужнины рубахи да портки - таков уж уклад жизни деревенской. Хоть сенокос, хоть другая работа, которой тьма - тьмущая, вовек кажется её не переделаешь. Уж затемно   придут домой родители, поедят из глиняного горшка молока с краюхой хлеба и от устали неминучей повалятся всего на три - четыре часа поспать. В деревне страда извечная, потому – то старухи да старики  и растили мальцов да самое что ни на есть главное, к жизни приучали, именно к таковой, какая она есть.

Дед хоть и немощным стал, а не преминёт показать внукам, как умело править косу, насаживать черенки на разную деревенскую утварь. Коня оседлать, телегу починить, али новую сделать - всё покажет дед, оставив напоследок самое приятное для молодого племени, рыбу удить, а ежели охотник, то и к лесу потихоньку приучать.

Бабушка девчушек обучать примется. И как кашу варить научит, одёжу штопать о пользительных травах поведает, много надобно знать и уметь деревенской поросли. 

Пока зерно с полей не соберётся,  шибко в беспокойстве живут и трудятся на деревне люди. И совсем не случайно, а очень выстраданно великий русский писатель Виктор Петрович Астафьев говорил: « У хлебороба особое разрешение имеется с Богом на ты разговаривать». И вот, слава Богу, зерно убрано, но передыху на деревне ни в жизнь не бывает. Надобно картошку рыть, определить, какую скотину в зиму пустить, какую заколоть.

И тут старики со старухами, хоть и речь их от старости одышкой да хворью разной отдаёт, всё одно посоветуют своим детям, как им лучше поступить. Бывает и взбрыкнут их дети, чего мол, без вас не знаем как быть, да тут же и успокоятся, ибо понимают нутром, что и в обиду могут войти их Богом данные родители.

Засовестятся уж сами давно ставшие родителями их дети, а старики это всё чуют и, знамо дело, никакого зла на своих детей не держат. Понимают, что не без срыву нервного жизнь человека на земле деется. Раньше на Руси нашей родимой все в одном дому жили: и старики, и дети их, и внуки, и правнуки. Кто – то, кто побогаче был, разъезжались, строили свои дома, но всё же зачастую жили все вместе.

Когда подходило время, помолившись на образа, усядется вся такая большая семья за стол, нередко доходившая до пятнадцати, а то и двадцати человек, и хлебают они деревянными ложками хлёбово да кашу из большого чугуна, и главное дело - никто не брезговал, тем самым, как писали писатели - деревенщики, доверяли сродники друг другу.

Ведь даже на первый взгляд из такой мелочи  образовывалась дружная семья, а ежели глубже копнуть, то из таких составляющих складывался скреп нашего славянского народа. Во время обеда дети да внуки, глядя на своих стариков, очень зримо замечали их немощь, как они постарели. Определить это было несложно: и хлебают меньше, чем другие, и руки их, жизнью натруженные, трясутся. И хлебать кашу раньше всех перестают. Но каждый раз, не уставая и не забывая, выросшие их дети твердили старикам: « Ну что же вы, тятя, маманя так мало ели? А те в ответ: « Ешьте, чо на нас глядеть, вы же в поле работали, вам нужнее».

Рядом на пригорке виднеется деревенский погост. Могильные кресты стоят  и напоминают людям об ушедших от них сродников. И это всё есть человеческая жизнь, данная нам Богом. А в ней и радости и горести хватает. Деревенские свадьбы, рождение детей, еды большое разнообразие, общение людей, и, конечно же, церковные службы – напитывайся, человек, замечательным мирозданием...

Снова и снова вижу маленького мальчика. Одет он в монашеское одеяние, бежит он к неглубокой каменистой речке. Его босые ножонки накалываются о прошлогоднюю траву, но он терпеливо сносит боль,  смотря своими мечтательными глазёнками на едва ещё только пробивающуюся из земли зелёную травку, знаменующую начало лета.

Фотографии автора