АНАТОЛИЙ КАЗАКОВ

Стояла в далёкой предалёкой сибирской деревеньке махонькая церквушка. Кажинную субботу, коли наступал вечер, крестьяне собирались там на церковную службу и, знамо дело, на исповедь. В воскресный день все деревенские жители, нарядно одевшись, шли на воскресную службу. В страду ходили в любимую церквушку меньше - надобно было урожай собирать, и батюшка Андрей это понимал и вовсе не сердился на прихожан, когда те, грустно вздыхая, говорили, что-де сродникам неколи на службы ходить, день, мол, год кормит. Батюшка в такие моменты отвечал сердобольным бабушкам:

- Да что вы, христовенькие, неужто я не понимаю. Я наоборот молюсь, чтобы Господь дал хороший урожай, тогда веселее будет нашему крестьянину на нутре.

Но случилась на Святой Руси революция, оглупили народ враги её. И даже с махонькой их церквушки, находящейся за дальними сибирскими далями, был сброшен железный крест, который по преданию местный кузнец Данила ковал. Лежит крестик и плачет, вспоминает, как гоже ему было с высоты глядеть на православный люд, как он молится, как трудится. Так пролежал он цельный день под дождём. Возле церковки стояла вооружённая охрана, и никого не подпускали. 

А ночью тихо подобралась одна из прихожанок махонькой церквушки, бабушка Татьяна, и тайком утащила крестик к себе в избу, глубоко запрятав. И как чуяла бабушка, что искать будут, ибо утром злые вооружённые люди по всем домам устроили обыск. Ох, и тряслась от страха Татьяна, да молитвы её сердешную спасли. Ведала прихожанка, что с молитвой только и надобно на белом свете жить, и Господь уберёг её от смерти. Ещё бы чуть-чуть, и нашли бы спрятанный крестик, но в этот момент вооружённых злых людей начальство к себе вызвало. Арестовали батюшку Андрея и увели, по слухам говорили, что расстреляли его сердешного. Шибко жалели его жители деревеньки, время было страшенное…

Лежал себе крестик, спрятанный в коровнике под настилом в Татьянином дому, и печалился, а как не огорчаться - ведь теперь он даже света белого не видел.

Прошло время, и приспело время помирать бабушке Татьяне, лежит, молитвы читает про себя. А внучок ейный Васятка рядышком сидит на маленьком стульчике и плачет, жалко ему бабулечку свою. Ежели помрёт бабушка, кто ему - заплатанному сироте - хлеба духмяного напечёт. Открыла Татьяна глаза, глядит на внучонка, а сердце вроде бы и останавливается совсем от надсады нутряной. Сына её за то, что заступ за церквушку принял, арестовали, и жену его молодую не пожалели, всех заступников вместе с батюшкой в телеге увезли неведомо куда. Но случилось так, что бабушка Татьяна оправилась после болезни, а отудбив окончательно, успела вырастить внука Васю до семнадцати годов, и все эти лета, что растила дитя, наказывала ему, чтобы берёг крестик. Обычно речь она вела такую:

- Васенька! Дитятко! Верю я, что приспеет время, станут церкви по Руси поднимать. Ты не смейся над баушкой, а сохрани крестик-то. Я кажинный раз, когда корову дою, слышу, как плачет он, крестик-то. Вишь, как забавно выходит, Господь наш в хлеву родился, среди овечек. И крестик наш в хлеву под настилом мается, бедненький. Но ведь воскрес Христос, а стало быть, и крестик наш воскреснет.

Померла Татьяна, и долго проплакал над её маленькой могилкой внук её Василий. Только теперь в жизнь вступать ему было не боязно, ибо всей крестьянской работе обучен был. Когда Василий доил корову, то и ему стало чудиться, что крестик под настилом плачет, в такие моменты он разговаривал с бабушкой, словно та стояла рядышком, на душе его становилось и тоскливо и радостно, вот такое создание человек. 

Трудная, как и у всех, выпала доля внуку Татьяны. Воевал с фашистом, был тяжело ранен, вернулся в деревню, детей четверых с женой подняли, знамо дело, внуки да внучки пошли. И вот вышедший по старости на пенсию дед Василий стал с внуками и правнуками маленькую церквушку строить. Почему махонькую? Да откуда у честного человека деньги возьмутся на большую? Когда всем скопом топориками тесали брёвнышки, дед Василий баял внукам и правнукам своим:

- Долго лежал наш крестик в хлеву, пришла пора ему белый свет увидеть…