Сергей Герман(Германия)

(Член Союза писателей России)

                  Штрафная мразь(часть 7) 

Часть 1  Часть 2  Часть 3  Часть 4  Часть 5  Часть 6

По лицу Швыдченко от напряжения мысли стекал пот. Он послушно кивал головой.

- Понял? Ну ничего. Если я научить не сумею, немец живо научит.  Встать в строй!

На котловое довольствие должны были поставить только на следующее утро. Весь день ели сухари и селёдку.

Наконец вечерняя поверка.

- Шайфутдинов.

- Я!

- Герасименко.

- Я!

- Клепиков.

- Здесь.

-Не здесь, а, я, надо отвечать.

- Ну, я.

- Один наряд вне очереди.

Здоровенный сержант, исполняющий обязанности старшины роты, что-то помечает карандашом у себя в тетради.

- Завтра дневальный.

- Бля, я что в карты проиграл?

- Два наряда!

- Е-ееесть!

- Шелякин.

- Я!

- Лученков.

- Я!

Через десять минут все забылись тяжелым сном на трехъярусных деревянных нарах.

Едва остриженные под ноль головы коснулись тощих подушек как раздалось:

- Подъем!

И началось. Зарядка, туалет, приборка, синюшная перловка на завтрак. Потом развод, строевая, построение. На обед жиденький картофельный суп, пшённая каша и чуть сладкая бурда, вместо чая. Построение, опять строевая, опять построение, снов перловка на ужин. И как манна небесная, как избавление от дневных мук - вечерняя поверка.

На следующий день то же самое, только вместо строевой пришёл замполит Высоковский.

В его обязанности входило проведение политинформации.

- Товарищ Сталин точно определил предмет и задачи, при освещении основ ленинизма, товарищи. Перейдя к определению сущности ленинизма, товарищ Сталин, дал сжатое и глубокое научное, известное теперь всему миру определение: «Ленинизм есть марксизм эпохи империализма и пролетарской революции. Точнее: ленинизм есть теория и тактика пролетарской революции вообще, теория и тактика диктатуры пролетариата в особенности».

Это - поистине гениальное определение, которое характеризует ленинизм в историческом разрезе, указывает также на органическую связь ленинизма с марксизмом.

Это - главный, ключевой, основополагающий и коренной вопрос нашей с вами сегодняшней лекции, или, если быть точным, политинформации...

Замполит монотонно бубнит, перебирая какие-то мятые бумажки.
Сам он длинный, тощий и унылый.

Бойцы устали. Слова об основах ленинизма  и победоносном наступлении Красной армии падали в пустоту. Штрафники кивали головами и дремали, прикрыв глаза.

Клёпа в это время под столом перетасовал колоду, перевернул рубашкой вверх и сунул Сизову, предлагая снять верх.

В это время он почувствовал болезненный пинок по щиколотке.

- Товарищ боец, встать!

Клёпа не торопясь поднялся, выпрямил спину.

Успел сунуть колоду в рукав гимнастёрки. Подслеповатый замполит ничего не заметил.

- Фамилия?! — выдохнул он, стараясь выглядеть грозно.

- Штрафник Клепиков.

- Не штрафник, а боец переменного состава!

Клёпа послушно повторил, - боец переменного состава.

- Почему вертитесь на политзанятиях? - строжился замполит. - Вас что, не интересуют  задачи ленинизма?

- Никак нет... - Клёпа решил повысить замполита в звании, - товарищ лейтенант.

Задачами ленинизма очень интересуюсь. Но имею профессиональное заболевание шеи, по причине которого вынужден вертеть головой, иначе инвалидность и уже не смогу бить врага.

Замполит задумался.

- А скажите товарищ боец, почему советский народ побеждает во всех битвах с империализмом?

- Потому что всеми победами Красной армии руководит товарищ Сталин, который есть непоколебимый борец за дело рабочего класса и вождь коммунистической партии. Под его руководством советский народ победит и забьёт осиновый кол в могилу фашизма и империализма.

Замполит дёрнул щекой.

- Я вижу, что вы политически грамотный боец, товарищ Клепиков, -  кивнул. - Садитесь!

Клёпа плюхнулся на свое место. Замполит поправил очки, придававшие его лицу строгое выражение, оглядел класс и продолжил читать лекцию.

После обеда Клёпа заступил в свой первый наряд. Дневальный. Тумбочка.

Он спал стоя и вполглаза, привязав к двери и к руке кусок бечёвки.

На тот случай, если придёт дежурный по части.  Но никто не пришел.

* * *

Через пару недель наступил день отправки. Каждому выдали саперную лопатку. Каску. Противогаз. Выдали котелки, а ложки почему то - нет.

Но у бывших зэков, к ложке отношение особенное. У каждого она или за голенищем, или в кармане.

Маршевую роту из штрафников привели на станцию. Погрузили в вагоны- теплушки.

 В них у стен расположены двухъярусные нары, сколоченные из толстого листвяка. Посредине стол, привинченный к грязному, заплёванному полу массивными ржавыми болтами.

В центре теплушки калилась железная бочка с выведенной в узенькое оконце под самым потолком трубой. На печке парил тяжёлый чайник.

Рядом большой железный бак с питьевой водой. К нему цепью привязана металлическая кружка. В  углу бак с парашей.

Пахло углём, портянками, табаком, ещё чем-то неуловимо солдатским- мужским потом,  сапожной ваксой. Это был запах войны, тревожный и горький.

Потом подогнали шустрый паровозик. Сцепщик прицепил вагоны к эшелону.

На площадках за вагонами со штрафниками укрывались от холодного ветра охранники с винтовками. Двери этих вагонов задраены наглухо, железные  щеколды перевязаны проволокой.

В полутемных теплушках на нарах сидели и лежали безоружные штрафники.

Наверху у крохотного окошечка играли в карты. Оттуда-то и дело раздавались взрывы хохота и дикого рева.

Кто-то грыз сухари, кто-то вспоминал баб. Изредка сводили старые счёты.

Через окошечко были  видны мелькающие деревья, потерявшие листву, грязные поля, с которых убрали хлеб, выкопали картошку, свеклу, морковь.

Потом все краски стёрлись, осталась только серая. Серые крыши домов, мелькающие лица, печные трубы, исчезающие за дождевыми полосами. Серые лужи вдоль пути.

На больших станциях женщины продают горячую картошку. Они суют ее к открытые проёмы вагонных дверей. Стоит она недорого.

Штрафные вагоны оставляют закрытыми.

На редких остановках штрафники высовывали головы из узких окошек под крышей вагонов.  Бросали на землю деньги и шмотки, затягивали в вагон на верёвке вонючий самогон и чай.

В углу, рядом с Гулыгой собрались воры - Клёпа, Мотя, Монах и похожий на злого бурятского Будду - Абармид Хурхэнов.

Сидел он за убийство. Колючий взгляд из-под мохнатых бровей придавал широкоскулому лицу отталкивающее выражение. Был он угрюм, неразговорчив. Никогда не знаешь о чём он думает.

Гоняли по кругу закопчённую кружку с чёрным как дёготь чифиром. На тёмно- коричневой, почти чёрной поверхности густого чая вместе с пенкой плавали чаинки. Кружка переходила из рук в руки.

Сидели с серьезными лицами, тесным кружком. Роняли тяжелые, как судьба, слова.

– Ты чего вышел?

– Куда деваться было? Впереди зима. А ты?

– Шнырь штабной трёкал. Этап готовят. Тех кто в отказ пошёл на колымские командировки погонят. А Колыма это бирка на ногу и гарантированная яма.

– Может и так. Усатому золотишко сейчас понадобится!

– А кому оно без надобности?

– На Колыме зимой смерть! Передохнут все.

– А тебя куда везут? Не на смерть?

– Может быть на смерть! А может и нет. Это как карта ляжет...

Слышал...в штрафной – первое ранение, и срок тю- тю! Как говорится или грудь в крестах, или голова в кустах.

И каждый из этих вчерашних зэка, ещё несколько дней согнанный с нар матом бригадира, ещё вчера хлебавший жидкую баланду в провонявшей капустой столовой и мечтавший о пайке хлеба – каждый с тоской думал о том, что может быть его жизнь оборвётся завтра, а не растянется на годы, как обещали в приговоре. Но зато он умрёт свободным, а не сыграет в ящик, как говорили в лагере.

Скорее всего здесь был очень большой смысл, а может быть даже и мудрость. Быть может это и была главная и единственной правда их жизней.

В теплушке воняло сгоревшим жиром. Несколько штрафников сидели вокруг печки на которой стоял котелок. В нём жарились куски жёлтого свиного сала вместе с листьями солёной капусты, оставшимися от обеда.

На верхних нарах Паша Одессит негромко и хрипловато пел под нестройный гитарный перебор:

Шaлaнды, полные кефaли,

В Одессу Костя привозил.

И все биндюжники встaвaли,

Когдa в пивную он входил...

Сидя на нарах в противоположном углу один из штрафников сохраняя загадочное выражение на лице, рассказывал о  своих похождениях на воле. 

На нары рядом с ним мягко опустился молодой ворёнок из окружения Гулыги.

- Муха, тебя ждут в том углу,  - сказал блатарь. - Подойди.

Рассказчик, молодой, нагловатый с грязной шеей, зыркнул на него. Потом повернул голову в  угол, где в окружении воров сидел Гулыга. Не торопясь и словно умирая от скуки, сунул в рот папиросу. Небрежно и расслабленно направился в их сторону.

- Ну?.. О чем толковище, Гулыга?

Он был покрыт наколками с головы до ног и всячески гордился этим, скинув гимнастёрку и закатав до локтей рукава нательной рубахи.

- Не нукай, мерин - психанул худющий штрафник, сидевший ближе всех к нему. - Ты как базаришь с людьми?

У Мухи дернулся кадык, он медленно переступил с ноги на ногу. Расслабленность мгновенно ушла из его позы.

- Спокойно, Мотя! - Сказал внимательно наблюдающий за Мухой Гулыга.- Не надо нервов.

Побледневшему Мухе, совсем по-дружески:

- За тобой должок, дорогой. Готов уплатить?

- С чего ради?! - взвился Муха, выплюнув окурок. - По всем счетам уплачено.

- А Лысый?.. Он при трёх ворах перевёл на Клёпу твой долг.

- У меня сейчас нет, – потухшим голосом сказал Муха, стараясь не смотреть по сторонам.

- Хватит!  -Монах поднялся. - Его надо заделать, чтобы другим было неповадно двигать фуфло. В назидание другим.

«Двинуть фуфло», означало не рассчитаться за карточный долг. По законам блатного мира — преступление, караемое смертью.

- Пусть снимает штаны!— тяжело обронил мрачный человек, похожий на Будду.

Повисла тишина. Тяжёлая, как камень

- Кто ещё скажет?

- Резать!— тяжело опустил на стол ладонь мрачный Монах с профилями Ленина-Сталина на впалой груди.

На верхних нарах прекратились игра и разговоры.

Муха понял - сейчас его зарежут. Или опустят. В принципе разницы никакой.

Приговор уже вынесен. Долг правежом красен.

Он повёл глазами… тот, кто должен нанести ему первый удар, стоял сзади. Он слышал за спиной частое дыхание человека, который ждал команды…

Муха смахнул дрожащей рукой капельки жёлтого пота со лба и, пытаясь отсрочить расплату, заголосил:

-         Воры, я рассчитаюсь. Вор вору должен верить…

Продолжение следует...