Сергей Герман(Германия) (Член Союза писателей России)
Фраер. Часть 8 
Я провожу с
Виталиком светский ликбез.
Говорю ему.
-Надеюсь, ты понимаешь, как важно, чтобы тебя принимали не за бывшего зэка, с
подмоченной репутацией, а за очень приличного гражданина?
Виталик кивает
головой.- Понимаю!
-Ну тогда не
вздумай ничего рисовать у себя на руках! Ни перстней! Ни имени любимой! Ни
корабликов-якорьков. Это первое.
Второе, научись
делать умное лицо. Запомни лучше промолчать с умной мордой, чем сказать какую-
нибудь глупость.
Третье, чтобы не
выглядеть глупо среди интеллигентных людей, запомни. Данте – это итальянец. Он написал
"Божественную комедию". А Дантес – это француз, который на стрелке завалил Пушкина. Бабель, это писатель, написавший про
Беню Крика, а Бебель, революционер и социал- демократ, сторонник раскрепощения
женщин.
Четвёртое,
не применяй
уничижительные суффиксы. Не мусоришка, а мусор. Не мамка, а мама. Не больничка,
а больница. Не пятнашка, а пятнадцать лет.
Понял?
Виталик смотрит
в сторону, внезапно перебивает меня:
-Есть тема.
Видишь вон того в углу?
Я посмотрел в ту
сторону.
Сутулый мужичок
лет сорока, сидел в одном из проходов и вязал овощную сетку.
Безостановочно,
вверх и вниз сновал деревянный челнок с прицепленной к нему капроновой ниткой.
Человек словно паучок плел свою бесконечную паутину.
-И что?- Спросил
я.
-А то! -Ответил
Виталя.- Это Гена. Сетки вяжет, как вязальная машина. Жену зарезал. Вот и не
спит сутками. Шифер у него сыпется. А у нас сигареты кончаются. Мы должны
выкружить сетки, а Колобок загонит их по правильной цене.
Жизнь
за решёткой прочно прививает человеку многочисленные пороки. Говорят - «когда он выйдет, то типа будет не человек".
Это
подтверждал Варлам Шаламов- «Ничего
полезного из лагеря не выносят. Там обучают лести, лганью, мелким и большим
подлостям».
Не
знаю как насчёт полезного и подлости, но прежним человек точно уже не будет. Никогда! Всю оставшуюся жизнь он будет
стараться жить по законам зоны. Они пропитают его мозги и станут направлять мысли совсем в другую
сторону, нежели в ту, что до этого направляли семья и школа.
Мои мозги
сделали зигзаг согласно утверждению Шаламова.
Колобку тут же
была поставлена задача, притащить с кухни нифеля, то есть отходы от вываpенного чая и пищевую соду.
Виталик должен был достать пару заварок ароматного чая- индюшки.
Нифеля высушили
в котельной. Добавили ароматной индюшки.
-А сода зачем?-
Спросил Виталик.
-Затем, что сода
вытягивает из спитого чая цвет. Такой чай варили в советских столовках. Вот и
наш чай будет чёрным как дёготь и ароматным, будто настоящая индюшатина. Клиент
будет доволен. Правда чифир из него вряд ли получится, но это хорошо, потому,
что обчифирённый зэк склонен к правонарушениям. Мы этому потакать не будем.
Чая получилось
много. Около двух килограммов.
Колобок не
удержался. Заварил кружку.
Чай этот имел
особый, не чайный привкус. Напоминающий
дубовый веник. Цвет был благородный. Тёмно коричневый. Очень похожий на
цвет марочного коньяка «Двин».
Клиент был
доволен. Мы тоже.
Колесо, на
глазах которого прошла вся операция, хохотал:
-Лохи- не
мамонты…Не вымрут.
Когда то я
считал, что обманывать подло. Но зона очень быстро доказала мне, что я заблуждался. Каждый в жизни пользуется тем, что сумел получить и
удержать. Через много лет после нахождения на свободе я своего мнения не изменил.
*
*
*
Кроме капитана
Парамонова есть ещё старший лейтенант Борисюк. Это самый тупой и жадный из офицеров зоны. Его не породила, а вылепила из
дерьма система, плодящая неполноценных, закомплексованных служак, у которых в голове мешанина из революционных принципов, ежедневно
вдалбливаемых заместителями по воспитательной работе и суровой жизненной прозой–я начальник, ты дурак. Ты начальник- я
дурак. А кто больший начальник, тот и прав.
Странный
он был человек- чернявый, лицом хмурый с тонкими, какими то крысиными усиками.
Повадками и сам смахивающий на крысу, по зоне не ходил- крался. Бывало,
вынырнет из-за барака: «Чего тут торчите»?
Тут
же ошмонает и обязательно найдёт что- нибудь запретное. Деньги, карты, макли.
Забирает даже
разрешенный на зоне чай.
С
ним невозможно было ни о чём разговаривать. Даже стоять рядом было
нежелательно, потому что этот гандон сразу же начинал шмонать карманы.
Любил
зайти со спины к ни о чём не подозревающему зэку и перетянуть его дубинкой.
Дядя
Слава как то сказал ему в сердцах:
-Что
же ты творишь, начальник? Зачем беспредельничаешь?
Борисюк
остановился. Хмыкнул.
-Ну
по...зди мне ещё, старый. Мигом отправлю туда, где Макар телят не пас - И побежал дальше.
Вообще,
офицеры часто появлялись в зоне даже во время выходных.
Дома
– теплая водка, по телевизору футбол и хоккей.
Чего
им не сиделось дома, рядом со своими бабами? Почему забыв о ячейке общества и
своих отцовских обязанностях они спешили в зону?
Скорее
всего для того, чтобы утолить свои комплексы, упиться властью, вдохнуть её
запах и хоть здесь почувствовать себя выше других.
Сегодня
утром, только я вышел из локалки, как услышал по громкой связи голос Борисюка.
«Кто
там на плацу? Ко мне! Бегом, бл..ь!» — Это у меня уже второе нарушение. Сейчас
закроет в изолятор.
В
кумовском кабинете я пялюсь на чёрно-
белую фотку на полированном столе. На ней
молоденький лейтенант в парадной форме с мотострелковыми эмблемами в
петлицах. У лейтенанта счастливое, юное лицо. Неужели это Борисюк?
Как же из
человека он мог превратиться в такое уё..ще?
Хотя чего я
удивляюсь. Начальник Усольского управления лесных ИТУ генерал- майор
Сныцерев, по чьим приказам ломали и
опускали людей на Соликамском «Белом лебеде», тоже ведь был когда то
лейтенантом. Более пяти тысяч воров прошло через Соликамскую командировку.
За голову Сныцерева воры давали 200 тысяч
советских рублей.
По идее за то,
что он сделал, его должны были зарезать.
Или взорвать.
Но он уцелел. В
начале девяностых вышел в отставку. Вернулся в Ульяновск. Возглавил ветеранское
движение. Стал членом «Единой России». Тварь!
Старший лейтенант
Борисюк достаёт из ящика письменного
стола резиновую дубинку.
-Предлагаю тебе
выбор.
Прикуривает,
потом жмет кнопку. Бросает дневальному:
-Сделай чаю!
-С
лимоном, Сергей Анатольевич?
-С
ху..ном! С заваркой!
Дневальный
исчезает.
-Так
вот...Сейчас получаешь пару ударов по сраке и летишь в барак белым
лебедем.- Кум смотрит мне в глаза.
Скорее всего
этот разговор завершился бы плохо – я с трудом себя контролирую, когда злюсь.
В раскрытое окно
залетает тополиный пух.
-Или?
-Или пятнадцать
суток!- Охотно подхватывает он.
Я слышал, что
после войны многих фронтовых офицеров переводили в НКВД, охранять лагеря. Часть
из них спивалась, некоторые, самые совестливые- стрелялись.
Но это были
боевые армейские офицеры. У них были понятия об офицерской чести. Борисюк напрочь
лишён этого атавизма. Вряд ли он застрелится.
Я пожимаю
плечами.- Трюм мне по барабану. Сажайте.
К счастью, на этом разговор и
закончился. Борисюк успокоился. Убрал палку в стол.
-Свободен!
- Могу идти?
-Можешь. Свалил нах..р!.
* *
*
В
отряд пришёл золотозубый. Он считался одним из приближенных
«смотрящего»
за
зоной, Арсена. Тот находился на
правах положенца и смотрел за зоной. То есть в любой момент мог стать вором, а
мог и не стать.
-Здравствуй, Слава! – хрипло бросил он, не протягивая руки. – Люди говорят, ты
смотришь за отрядом! Как положение?
Слава не ответил ни на приветствие, ни на
вопрос. Он просто кивнул, продолжая сидеть на шконке и рассматривать, что то
через оконное стекло барака. Спокойно и независимо. Потом похлопал по одеялу ладонью, приглашая присесть рядышком:
-Смотрю-
просто сказал он. А ты с какой
целью интересуешься?
Гость
садиться не стал, покрутил между пальцами чётки. Улыбнулся, как оскалился.-
Неправильно отвечаешь. Не смотрю, а смотрел. Теперь смотреть буду я.
–Чего? Чего?–
спросил дядя Слава и стал медленно подниматься, хищно втягивая голову в плечи.
Золотозубый
окинул дядю Славу невыразительным взглядом, от которого тем, кто стоял рядом
стало зябко. Сказал:
-Ладно,
ты пальцы то не гни! Пойдём к Арсену.
Через
час Слава вернулся. Молча скатал свой матрас. Положил его на свободную шконку в
проход, где жил Колесо.
На
его место лёг золотозубый. Звали его Лёва Цыган. В отличие от большинства
цыган, устроившихся на нары за торговлю
герычем, маком и коноплей, сидел он за убийство.
*
*
*
Через несколько
дней Лёва проходя мимо, остановился рядом с моей тумбочкой.
-Слышал я, что
ты из побегушников?
-Было дело.
-Встречался я на
тюрьме с твоими подельниками- Лёней Пантелеем, Кирьяном.
Серьёзные
пацаны. Ладно, ты если что...обращайся. Кстати. Слышал, я что Пися парашу
гнилую о семейнике твоём, Виталике разносит. Учти это.
Я, уже имея опыт
участия в «тёрках» и придерживаясь
понятий, что семейник всегда прав, ответил:
-За то, что
поставил в курс, благодарю, Лёва. Семейник мой человек порядочный и конечно же отреагирует на
сказанное тобой. С интригана спросим.
*
*
*
Вечером, мы идём
в школу. Холодно. По дороге я инструктирую Виталика:
-Бей первым,
тогда получишь кайф. Прилив андреналина ударит в голову как наркотик.
Трое
великовозрастных школьников пишут сочинение на тему «Письмо Татьяны Онегину по роману А.С.Пушкина "Евгений Онегин".
Потеют
стриженые затылки в застарелых шрамах. Синие от перстней пальцы нервно комкают
листы бумаги.
Виталик очень
вежливо приглашает Писю выйти в коридор.
Под лестницей
следует лёгкая словесная разминка.
-Так что ты там
обо мне плёл?- Медленно с притворной апатией спрашивает Виталя.
-Что надо, то и
плёл!
-Значит ты
членоплёт?
-А в едало?
-Ну попробуй!
Пися решает
нанести удар первым. Следует легкий толчок в грудь.
У Виталика
хорошая реакция. Хлёсткий удар в ответ.
Бывший семейник
сидит на корточках, зажимая рукой разбитый нос. Пися
напуган. Его тело излучает потное тепло, с
запахом страха.
Мы собираемся
уходить. Виталик наклоняется к его уху.
-Ещё раз жало
высунешь, фуцан дешёвый, обоссу!.. Или скажу Дракону, чтобы тебя поцеловал.
-Оно вам надо, Анатолий? - подражая голосу Колеса, спрашиваю я.
- Не заставляйте Виталия бояться самого себя!
Виталя криво
улыбнулся. Затянул дурным голосом.
Мы сдали того фраера
Войскам
НКВД,
С тех
пор его по тюрьмам
Я не
встречал нигде.
В зимних
сгущающихся сумерках мы возвращались в свой барак. Лёгкий белый снежок скрипел
под ногами. Запах снега был особый- свежий, бодрящий. Он наполнял легкие и душу радостью, будто лёгкое, приятно пьянящее
вино.
*
*
*
Самое страшное в
тюрьме и лагере это попасть в
«обиженные».
Они есть почти в
каждой камере и в каждом отряде. Как правило это навсегда сломанные тюрьмой
люди. Грязные, вшивые, неряшливые, они плыли по течению, презираемые всеми.
Они готовы были
чистить туалеты, мыть полы, стоять на атасах, выполнять всю грязную работу за
сигарету, кусок хлеба, заварку чая.
В отрядах они
жили в петушиных углах, в столовой сидели за специально выделенном только для
них столом, в строю шли и стояли последними. Их запуганность, опущенность и забитость —
свидетельство того, как бывает страшен униженный и ущемленный человек, утративший человеческие черты.
В случае
провинности обиженных нельзя даже бить руками. Только ногой, черенком лопаты,
шваброй. Они неприкасаемые, парии, сочувствие к которым воспринимается как
слабость. Был среди них Коля Дракон. Это был ярко выраженный олигофрен с
полностью дебильным лицом, которого надо было бы содержать где- нибудь на дурке с ежедневным обследованием у
психиатров.
Но врачебная
комиссия признала его здоровым.
Сел он за то,
что якобы у себя в деревне регулярно насиловал свою двенадцатилетнюю сестру,
такую же дуру, как и сам.
Ну, а в тюрьме,
его конечно же тут же опустили. Рано или поздно это произошло бы даже и без
учёта совершённого. Люди с отклонениями в психике это первые кандидаты в
петушиный угол.
После чего их
ненормальность только усугублялась.
За все время нахождения в
лагере и тюрьмах я не
встретил ни одного психически
здорового среди
«опущенных». Ориентация тут было не при чём. Настоящих гомосексуалистов, желающих однополой любви было очень мало. Большинство
оказавшихся в «петушатнике», попали туда по причине слабости характера, недалёкости ума,
кишкоблудства либо же в силу психического заболевания.
Полы в бараке
мыли обиженные. Гоша, как завхоз расплачивался с ними табаком или чаем. В нашем
отряде их было пять человек. Все грязные, страшные. Чистой и опрятностью из
всех обиженых, выделялся только один- Вова Москва. В
отличие от остальных он был ухоженный, их хорошей семьи. Опустили его по
собственной глупости. В камере рассказал о том, что любил заниматься с бабами
оральным сексом. После такого рассказа его сразу же отправили в угол для
обиженных.
Правда потом оказалось, что однополая любовь ему даже нравится.
После того как он пришёл в лагерь, родители нашли общий язык с
администрацией и Вову принялся опекать капитан Парамонов.
Москвича особо не прессовали. Боялись связываться. Но сидеть он всё равно
был вынужден за помойным столом.
Как ни странно Вова дружил только с Драконом, остальных
не замечал.
Хоть и относился к нему с пренебрежением, но подкармливал из своих передач.
Не бескорыстно конечно. Дракон выполнял его поручения, мыл за него полы.
*
*
*
| 
