Сергей Герман(Германия) (Член Союза писателей России)
Фраер. Часть 15 
Душман
затянул в зону спирт.
Как
он это сделал, никто знал. Может быть
занесли расконвойные. Или кто нибудь из вольного персонала. Может быть поймал
переброс. Факт в том, что Бревнов напился.
Напился не один. С вольным мастером из ПТУ.
Даже если спирт замерзнет
Все равно его не брошу
Буду грызть его зубами,
Потому что он хороший
Выпив,
Душман решил- «Надо лететь в Афган. Там в плену томятся наши ребята. Надо
выручать».
Дверь
в класс была забаррикадирована. Уже ничего не соображающий собутыльник спал в
углу на стуле.
Серёга
по телефону диктовал ДПНК условия:
-
Самолёт, АК с подствольником, шесть БК, два цинка с патронами, броник, гранаты,
промедол, бинты. Водку. Нет лучше спирт. Медицинский.
Захват
заложников в зоне- это ЧП. Терроризм. Надо было вызывать ОМОН. ДПНК первым
делом позвонил начальнику колонии. Тот пообещал прибыть незамедлительно.
Приказал также, пока не докладывать о случившемся в управление. Дескать,
сообщить всегда успеется. Сначала надо попытаться решить вопрос мирным путём,
без крови. Иначе полетят погоны. У всех!
Пока
ДПНК объяснял начальнику ситуацию, в ПТУ появился прапорщик Вася- мент. Он был
дежурным контролёром. С ним был стажёр.
Вася
уговаривал Душмана открыть дверь.
-Серёга открой дверь! Тебе ничего не будет. Даю слово.
-Слово офицера?
-Слово офицера,— обрадовался Вася- мент.
-Так ты же не офицер!? Ты же кусок!
Вася вышел из себя, начал пинать дверь сапогами. - Открой блять!
Серёга
хищно щерился:
-Грубишь, крыса тыловая! Русские не сдаются! Иди ты на!..
На подмогу прибежали отрядники и несколько офицеров- мастеров с промзоны. В
руках у одного из них был металлический лом.
Дверь всё-таки выломали.
Душман рванул на груди свой застиранный лепень.- Крикнул.- Это последний
бой сержанта Бревнова! - И пошел на офицеров в рукопашную.
Его сбили с ног и начали пинать. И скорее всего забили бы до смерти, но по
лестнице топоча каблуками
уже бежал капитан Парамонов и неистово орал:
-Стой!
Не трогать Душмана!
Избитого и окровавленного Душмана, приволокли к Бабкину, посадили на стул.
Майор дал ему сигарету.
Прошедший огонь и воду, кровавое месиво зачисток афганских кишлаков,
потерявший по приказу родного государства здоровье, тридцатилетний ветеран,
затянулся сигаретой, одной затяжкой спалив её до фильтра. Потом вытер рукавом
кровь с лица, выплюнул в сторону Васи- мента выбитый передний зуб и произнес,
обращаясь к нему, только одно слово:
-Блять!
*
*
*
Через несколько
Бревнова из БУРа дёрнули на этап с вещами. Зэки спорили куда его отправляют. В
Чечню или на раскрутку за захват заложника.
Мнения
разделились, половина склонялась к первому варианту. Другая половина, состоящая
из наиболее злобных, хотела нового срока.
Черту подвёл
Асредин: "Конечно в Чечню - Авторитетно сказал он.- У Рокоссовского из зэков
вся армия состояла. А, что? Зэк это уже
готовый солдат. Можно даже не переодевать. Разница небольшая: те же кирзовые
сапоги, что и у солдата, зимой — та же шапка на рыбьем меху, в любой сезон —
бушлат, который от солдатского только и отличается, что цветом. И там и там
относятся как к скотине. Можно даже не кормить».
Больше всех о
Душмане переживал Дулинский. Вот и пойми после этого людей.
Через много лет
я узнал, что Душмана не освободили. И не отправили воевать в Чечню. Он стал
постоянным пациентом психиатрической клиники. В редкие месяцы, когда его
выпускали из больницы бывший воин-интернационалист бродил по деревне и
разговаривая сам с собой собирал на пропитание поминальные объедки на местном
кладбище. Гвардии сержант Бревнов проиграл свой последний бой.
*
*
*
Я таращился в потолок. Думал. У меня зрел план.
Надо перетащить к себе Гену, вязальщика сеток. Освободить от других
обязанностей, создать условия. Выделить чай. Пусть вяжет! Половину оставлять
ему на отоварку. Остальное продавать.
Прибежал Женька.
-Там какой-то бушлат пришёл. Тебя спрашивает.
Это
вчерашний парень, которого вчера тестировал Ара. Владик! Ему восемнадцать лет.
По-детски оттопыренные уши и большие несчастные глаза.
Сел
за кражу мобильного телефона.
Я
сказал.
-Мне
нужен уборщик. С отрядником вопрос решу. С утреннего просчёта до отбоя будешь
находиться здесь. Никто не тронет. Но если засунешь жало в чью- нибудь тумбочку
без спроса, задушу как Дездемону. Согласен?
Через час полы в отряде сияли чистотой. Барак был пуст. Расконвойка ещё не
зашла.
Владик
босыми ногами стоял на полу и протирал газетой оконные стекла.
Я
сказал:
-Молодец!
Прилежный. Перекури пока. Возьми у Женьки чаю на чифир.
Тонкая
кожа на щеках запунцовела. Владик подобострастно
вышел из комнаты на
цыпочках.
*
*
*
Среди лагерной
босоты верхом шика, считалось иметь золотую коронку на переднем зубе, так
называемую «фиксу».
Золота в зоне
нет. Но зэк изобретателен. В камере штрафного изолятора умудряется прикурить от
лампочки. Или добыть огонь трением. Вскипятить воду в полиэтиленовом пакете.
Изобретателен он
потому, что жизнь такая. Его постоянно всего лишают- свободы, жратвы, баб. Вот и приходится доставать всё из ничего.
При изготовлении
коронок в лагере использовали рандоль.
Это бериллиевая бронза, которая есть в
медицинских ванночках, применяемых для кипячения шприцов.
Его называют
также цыганским золотом, потому что цыгане используют этот материал для
надувательства людей.
Процесс
изготовления коронок в зоне прост.
Никелированное покрытие с ванночки снимают на наждаке, потом с помощью молотка,
отвёртки или сверла нужного диаметра делают коронки.
Вечером в барак
пришёл Витя Жевело. В прошлом водитель- дальнобойщик, переквалифицировавшийся в
дантиста. Жилистый, как старая верёвка, маленький и худой как хорёк. Все зубы у
него все вставные, рандолевые. Поговорка- сапожник без сапог не про него.
Жевело осудили за тяжкие телесные. Вернулся из поездки, а жена с любовником.
Банальный треугольник, неоднократно
описанный в литературе.
Этаж был первый.
Но добежать до окна прелюбодеи не успели. Витя рубил их кухонным топориком для
рубки мяса. Потом, когда тела перестали шевелиться, обманутый муж открыл
холодильник, выпил остатки водки и вызвал милицию. Скорая приехала через
пятнадцать минут. Жена и любовник выжили. Жевело дали двенадцать лет.
Пока стоматолог
доставал из своей сумки плоскогубцы и набор отвёрток Женька нервно посмеивался. Когда
Жевело, достал надфили с
пластмассовыми ручками, Женькин лоб покрылся испариной.
Витя начал
обтачивать зуб. Всё время, пока он точил, Женя сидел вжавшись в табуретку и
обильно потел.
Потом Витя
сделал слепок куском пластилина и ушёл.
На
следующий день посадил коронку на
фосфат-цемент и получив оплату удалился в свой барак.
Счастливый
Женька улыбался во весь рот. Фикса блестела, как начищенный самовар.
Вечером к нам
зашёл Юра Чиж. Посмотрел на довольное Женькино лицо. Сказал:
-Если ты не
будешь чистить зубы два раза в день, твой самовар начнёт окисляться. Ты начнёшь
худеть. Потом станет болеть желудок. У тебя будет язва. А может быть даже и
рак.
Но это ещё не
всё. А когда ты освободишься и снимешь это своё рыжьё, то под ним будет
почерневший зуб с кариесом. И и ты его уже никогда и ничем не отбелишь.
Женькин праздник
был испорчен. Он наверняка считал себя идиотом.
*
* *
Зэк, чтобы
выжить должен обладать чутьём как у зверя. Я видел, что отрядник старается зайти к нам ближе к обеду.
Бережливый Женька ворчал:
-У нас самих из
жиров осталась одна соль! Ему что, жена денег на обед не даёт?
Капитан
Плетнёв мечтал о подполковничьей должности начальника отдела воспитательной
работы. Переживал. Терзался. Плохо спал.
Намекал мне на скорые перемены в своей судьбе.
С учётом
перспективы и будущей карьеры, для отрядника всегда был припасён стакан чая и
бутерброд с колбасой. В крайнем случае тарелка с жареной картошкой. Благо, что
картошку с луком расконвойники нам завозили с хоздвора мешками.
Копчёную колбасу
заносили со свиданок и берегли для отрядника. Не отказывался он и от шоколадки
или конфеты. Прятал в карман шинели. Говорил:
-Это для
лапочки- дочки.
Я его не
осуждал. Ребёнок, это святое.
Поганая
дипломатия была мне не по душе. Но любой мент, в том числе и отрядник может
шмонать тебя по десять раз на дню. Наш не сворачивал нам кровь мелкими
придирками, не выворачивал тумбочки.
При плановом
шмоне я встречал ментов у входа. Пока забивал им баки разговорами, Женька варил
чай и резал колбасу на бутерброды.
Посидев с полчаса, менты уходили с чувством выполненного долга. Обыск
произвели. Замечаний нет. Приятно провели время. В тепле. За приятной беседой.
Мужикам в отряде
нравилось отсутствие потрясений и вид прочно стоящих, не перевёрнутых тумбочек.
Вспоминали, что при Коле Однокрылом всё было иначе. Гораздо хуже.
* *
*
Через несколько
дней зашёл Алик. Пряча глаза попросил у Женьки в долг пачку сигарет с фильтром.
Женька заинтересовался. Зачем? Тебоев не курил. Алик краснея и смущаясь
пояснил, что устал бороться со сперматоксикозом,
решил сходить к проституткам.
Само собой, что
за неимением женщин их функции выполняли бывшие мужики.
Женька сигареты
дал, но предупредил Алика, что «дескать продажная любовь не приносит настоящей
радости».
Продолжение этой
истории я услышал на следующий день.
Алик переговорил
с главпетухом отряда. Тот привёл двух путан местного разлива. Небритых. Лет тридцати.
Один с усами, похожий не на шлюху, а на дворника, Другой хоть и выбритый,
но от него несло вонючим мужским потом.
Алик разнервничался.
Обматерил сутенёршу и несостоявшихся путан на чеченском «Хьай шийла дакъ деста
хьа»! И ушёл.
-Вот дурак,
Алик!- Сказал Женька.- Сходил бы к Сидору. Тот хоть и не отдаётся, но зато, как
сосёт! – сказал он, важно выставив палец...
* *
*
Тридцать
первое декабря.
Ещё
одна новогодняя ночь в зоне. Назвать её праздничной не поворачивается язык.
За
окном поверх забора тянулись заиндевевшие мотки колючей проволоки. За ними –
холодная замёрзшая страна. В небе постоянно что-то свистело, взрывалось и рассыпалось брызгами новогоднего фейерверка.
Где-то
в вышине мелькнули огни ночного самолета, несущегося во мраке свободных граждан
самой свободной страны.
У
нас уже все подметено, все съедено. Новый год встречали без ёлки и шампанского.
Водки не было тоже. Зато был лосьон
«Лесной».
Он был абсолютно
не хуже палёной водки. Его нужно было только правильно
закусывать. Сахаром. Тогда он не просился обратно. Зато изо рта приятно пахло сибирской тайгой.
Давно
я не был так пьян. Лосьон накрыл меня и
прихлопнул. Потолок качался перед моими глазами.
Когда то я думал, что никогда не привыкну к
этим стенам и воздуху, металлическим зубам и синим рукам, к шрамам на головах.
Несчастье здешних обитателей помножено на горе и несчастье тех, кого они
сделали несчастными. Здесь находится
кладбище пороков, страданий, подлости и грязи. Здесь настигает разочарование и осознание бессмысленности бытия.
Последняя
мысль перед тем, как провалиться в беспамятство.-«Надо поговорить с отрядником,
чтобы отправил на УДО Виталика».
Продолжение следует..... Выпуск май 2015 Copyright PostKlau © 2015
|