Журнал "PostKlau"

Виктория Дергачёва. "Мой оберег”. Пьеса

Мужчина: Я буду тут, я сказал! Или пусть та стерва, баба, освобождает моё законное по билету место внизу, пусть убирает свою задницу с моей законной нижней полки, и лезет на свою вторую, если, конечно, сможет с такой жопой залезть.

Проводница: А ж тебе объяснила, беременная она!

Мужчина: Мне плевать, я не милосердная помощь, мне самому помощь надо, я инвалид первой  группы, нефиг было покупать это место, если не можешь лезть на вторую полку.

Проводница: Беременная она, и так растрясёт всё. Рожать едет домой. Какой билет был, такой и схватила, боится в поезде родить.

Мужчина: А мне пофиг, я мужик, я всё сказал, или это место, или моё законное по билету место внизу.

Проводница: Чё, не уступишь?

Мужчина: Мне пофиг, я сказал. Вы все борзые. Подними сумку, достань сумку. Отказался, сразу – не мужик. Вот вы откуда знаете? Антоха – мужик, никто ещё не жаловался. Замёрз я, сморозил два пальца ради такой же стервы, бабы, мне сказали только ампутация. Ночью, когда грузишь вагоны холодно, вот  заболел. Врач сказал ампутируем, я говорю ему, ты чё, очкастый – только попробуй, мажь зелёнкой, только попробуй ампутировать, я тебе голову твою вместе с очками потом ампутирую и закопаю. А они меня усыпили, прикиньте? Сказали, сдохнешь, придурок, иначе. Сами лезьте на вторую полку.  Я еду после операции, ну не могу я! Не могу, а чё не понимаю, что помогать надо, что женщина – это женщина, а не живность какая, не птица, что женщину беречь и любить надо. Ну не могу я. Инвалид я. Не виноват я. Поймите вы, наконец.

Проводница:  Пойдём, я тебе другое дам.

Мужчина: И не надо мне этого самого, своего добра навалом. Стервы, бабы, проститутки.

Проводница: Ты на себя в зеркало смотрел, на  харю свою, кому ты нужен? Другое место  дам внизу. Пошли.(выходит в коридор)

Мужчина: (надевает футболку) С бабами только так и надо, не треснешь кулаком по столу, сразу не мужик.

Оля: Ну ты держись. Не спускай.

Мужчина: Стервы, бабы, проститутки. (уходит)

Мужской голос из коридора: Это не займёт много времени! Граждане, разойдитесь по купе!

Оля: Кажется, будут проверять документы. Пойду-узнаю. (уходит в коридор)

Маша берёт со стола сигареты Оли, бережно гладит пачку, одну сигарету достала,  в карман своей куртки спрятала, другую неумело закурила. В коридоре кричит проводница: «Сидеть-не двигаться, сказала!». Маша от неумения раскашлялась. В купе вбегает Оля, плотно за собой дверь закрывает, Маша успела выкинуть сигарету, которую курила, в окно.

Оля: (бормочет) Не может быть. Показалось. Нервы, бессонницы. Показалось.

Мужской голос из коридора: Всем оставаться на своих местах! То есть, в купе! То есть сидеть в своих купе и не волноваться! Это не займёт много времени! Граждане, мы только проверим ваши документы!

Оля: Кто это, кто это, почему он так говорит? Зачем? Почему поезд стоит, Маша? Зачем они проверяют документы? Зачем?

Заглядывает проводница.

Проводница: Так! Сидеть-не двигаться, сказала!

Оля: Что там? Скажи, кто там? Почему стоим?

Проводница: О, как испужалась! Неужто, обосралась? Не боись, не по твою душу, соплячка. Мелка шестёрка. Убийцу ищут, перехват у них в службах, даже поезд остановили – так срочно.

Маша: Какого убийцу?

Проводница: Натурально серийного. Говорят, чучундра какая-то убила своих родителей зверски. Вся область на ушах. Привязала, отрезала  пальцы, повыкалывала глаза. Мать была больная – психическая, блаженная, так и её не пожалела. И в нашем поезде видели, как садилась видели. Признали, слава богу. Повяжут. По вагонам сейчас пойдут. (Оле) Что, обоссалась таки?

Маша: Убийцу?

Проводница: Ну, да. А главное, со службами так ещё кто-то приехал. На такой чёрной машине иностранной. Наверное, ФСБ. Всё очень серьёзно. Наверное, убийца может кинутся с ножом даже. Пойду, посмотрю, люблю такое страсть как. Натурально как в кино. А парень такой статный там. Натурально Алана Делон. На моего племянника из Рукосуевки похож – Стёпку, да. Глаза красивющие, не помню, какого цвета, волос блестит каштаном как после лукового отвара. Кровь с молоком. Карамелька. В смысле, на ночь сладкое очень хочется, а волосы у ФСБ блестят, прям как карамелевые конфеты фирмы «Барбарис». Красит, наверное. Отпадут потом волосья, точно говорю, ишь какой манекен пластмассовый. Красит волосы, обратите внимание. Хоть бы узнать, чё за краска-то такая красивая, «Лореаль» поди, дорогущая, а то ведь молчат, козлы, не говорят, не делятся, жалко что ль? Натурально загляденье парень, сердце радуется. Натурально в службу иди работай, да любуйся,  а не тут за копейки с вами, неблагодарными сволочами.

Оля: Где он?

Проводница: Ну там, в тамбуре стоит пока, болтает со службами пока. Заинтересовалась, соплячка? Да щас увидишь сама. Только он на всяких лёгких не глянет даже, губу не раскатывай, подбери, не твоего курятника петух. (поправляет причёску, выпячивает грудь) Вообщем, сидите здеся, выходить нельзя пока. В туалет тоже нельзя. Поте́рпите, хотя некоторым уже поздно.

Проводница уходит. Слышно, как она кому-то кричит: «Сидеть-не двигаться, сказала!». Слышно, как плачет ребёнок: «А-а-а! У-а-а!». Слышно, как мужской голос просит предъявить документы.

Оля: Так-так-так. Мне пора.

Маша: Я с вами.

Оля: Куда  мне? Так. Куда?

Маша: Я иду с вами.

Оля: Дай-ка, Машунь, гляну. (выглядывает в окно) Никого. Пошла я. (выкидывает на улицу свою сумку)

Маша: Я с вами! (крепко держит Олю за ногу)

Оля: Да-да. (пытается высвободить ногу из Машиных рук) Только нельзя. Прощай, Маша.

Маша: Я закричу! Я иду с вами!

Оля: Да-да, хорошо, только нельзя тебе. Отпусти, ты чего?

Маша: Я не шучу! Я с вами! Вы обязаны! (смотрит в глаза Оле, кричит негромко) Спасите! Помогите! Люди добрые!

Оля: Ты чего?

Маша: Вам придётся взять меня с собой! (кричит чуть громче) Помогите! Да когда ж это кончится? Убивают!

Оля: Дура! Замолчи, дура!

Маша: Берёте?

Оля: Дура! Лезь следом!

Маша: Я первая! Я! Я лезу первая! Я! Я!! Я!!!

Оля: Что рот разинула? Быстрее!

Маша: Куртку только!

Оля: Живо!

Маша: Моя куртка! Сама живо!

Оля: На своё одеяло!

Маша выпрыгивает из окна, Оля выпрыгивает следом. Бегут.

3.

По рельсам идут двое. Оля и Маша. Маша еле поспевает, спотыкается, падает, но встаёт, бежит за Олей опять.

Маша: Простите! Подождите! Простите меня! Я не хотела!

Оля: Отвали от меня, сказала! Отвали! Отвали, сказала!

Маша: Вы не поняли!

Оля: Пошла вон, овца!

Маша: У меня не было выбора!

Оля: Выбор есть всегда, пошла вон, сказала! (подбирает камень, кидает под ноги Маше) Отвали от меня!

Маша: (спотыкается, падает в грязь)  Вы меня не так поняли! Оля! Оля! Пожалуйста, подождите! Я прошу вас! Оля! У меня на ноге рана! Кровь! Вся нога в крови! Не бросайте меня, не бросайте, я пропаду без вас, Оля! Олечка!  Вы что-то не так поняли, я не то имела в виду! Вы на что-то сердитесь? Вы попали камнем, Оля, мне больно! За что вы так со мной? За что?

Оля: (возвращается, приседает на корточки к упавшей Маше) Не то? А что ты имела в виду, говори-ка?

Маша: Ничего.

Оля: Ничего?

Маша: Ничего. (всхлипывает) Вам показалось что-то, я не понимаю.

Оля: Показалось? Не понимаешь?

Маша: Да, не понимаю. (всхлипывает) Я просто хотела с вами быть. Вы не бросите. Вы же не такая. Я знаю.

Оля: Какая не такая? Что ты про меня знаешь, что? Я сейчас  побольше камень возьму, тебя по голове тресну, потом труп закопаю, листиками сухими да землёй сверху припорошу, и никто ничего не узнает.

Маша: Не такая. Вы сильная, но не злая. Сталь и огонь вся. И как же маникюр? Вы не бросите. Мне  некуда пойти.

Оля встаёт, разворачивается, быстро уходит.

Маша: (кричит) Вы не бросите человека, который просит о помощи!

Оля: (запнулась, оступилась, сказала не оборачиваясь) Пошли.

Маша: Спасибо.

Оля: (идёт) Пошли, сказала!

Маша: Спасибо.

Оля: Заткнись, иди молча, сказала!

Маша: Спасибо. (слизывает со своей коленки кровь)

По рельсам идут двое. Оля и Маша. Маша бежит следом за Олей, чему-то улыбается.

4.

Та же ночь. Лес. Маленький домик. В доме Оля с Машей. Оля в железную печку дрова подбрасывает, Маша  в куртку закуталась – у печки на полу сидит.

Оля: Дядя Сана не будет сердиться, переночуем, я ему записку оставлю, и денег за дрова немного.

Маша: А кто это?

Оля: Лесничий, мой друг.

Маша: Ключи под порогом, разве так можно? Дом грязный, какой неряха, тоже мне друг, не нравится он мне. У меня бы всё чистенько было (смотрит на пол) Это что на полу такое? Лифчик что ли?

Оля: (разглядывает) Болгарский, в гостях были из соседней деревни. Молодец, дядя Сана, и в лесу не скучает.

Маша: Понятно мне всё абсолютно. С ума сойти. У меня бы всё чистенько было, ровненько, бельё стопочкой, книжки в ряд, энциклопедия к энциклопедии по томам, от А до Я, листы не загнуты, и закладки бумажные в этих энциклопедиях, а не так, чтобы всё вразброс, вкривь и вкось. А вы знаете этот лес? Вы тут были? А мы от кого-то прячемся?

Оля: Была.

Маша: А когда? А одна?

Оля: А не много  вопросов, а?

Маша: Простите. Мне просто всё-всё о вас интересно. Простите. Вы такая интересная.

Оля: Интересная  в попе треснула.

Маша: (смеётся) Смешно.

Оля: Не старайся, щёки лопнут.

Маша: Я искренне, зря вы так. Правда, смешно.

Оля: Заткнись-ка, крыска, садись поближе к печки, грейся. Пойду, поесть найду. (роется в тумбочке) Так-так-так.

Маша: И не надо обзываться, я – личность. Во мне – целый мир.

Оля: Где-то были сухарики. (заглядывает в дуршлаг) Тут нема.

Маша: (произносит с выражением)

…Лишь жить в себе самом умей,

Есть целый мир в душе твоей

Таинственно-волшебных дум…

Это Тютчев! Помните? Целый непередаваемый мир в каждом из нас! Вы понимаете, о чём это?

Оля: Погрызём, зубки поточим. (заглядывает в термос) И тут нема.

Маша: Вы понимаете Тютчева? Хотите, я объясню, о чём он думал, когда писал данное стихотворение? Ведь, если осознать это, всё величие…  А вы есть будете?

Оля: Так где же сухарики? (заглядывает под тумбочку) И тут тоже нема. Странно, я была уверенна.

Маша: А вы будете? Я не буду, если вы не будете.

Оля: Во-о-от, где наши сухарики. (достаёт мешок сухарей из кастрюли)

Маша: Я не буду, если…

Оля: Не будешь – не будь, я съем. (отсыпает часть сухарей себе в карман)

Маша: Буду.

Оля: Будешь – будь, на, ешь, не подавись, приятного аппетита. (отсыпает часть сухарей на пол, сухари  в разные стороны разлетаются)

Маша:  За что вы так со мной?

Оля: А это другим оставим, дядя Сана велит. (Оля мешок обратно в кастрюлю засунула, села на узкую скамью).

Дрова сыроватые в печке вспыхивают, дождь по крыше стучит: тук-тук-тук… Оля ест. Маша по полу ползает, сушеные кусочки хлеба собирает, тут же на полу их съедает.

Маша: А можно спросить?

Оля: Рискни.

Маша: Я только спрошу, можно?

Оля: Ну давай уже  рожай, давай.

Маша: Я только спрошу и всё, вы извините меня, если что, если вас мой конкретный   вопрос смутит или покажется некорректным, а что вы сейчас читаете?

Оля: В смысле?

Маша: Периодику, классику, беллетристику, какие сайты просматриваете каждый день, каких современных писателей предпочитаете, как вам последние экранизации постмодернистов, не кажется ли вам, что европейское искусство начало сдавать позиции, начало деградировать, а мы, русские, наоборот – вверх?

Оля: Чё?

Маша: Мне просто интересно, что может читать такой жизнеспособный человек, жизнестойкий такой солдатик как вы, такая высокоразвитая девушка, а вы школу закончили вообще?

Оля: Ты  охренела, овца, это чё за намёки, я не поняла?

Маша: Вы опять меня не поняли, простите-простите, я опять что-то не то сказала, не так, не с той интонацией, простите меня, не там ударения, простите, у меня бывает. Но мне важно это знать, понимаете, важно, у вас хоть какое-нибудь образование-то есть?

Оля: А у тебя запасная челюсть с собой есть?

Маша: Ну вот, опять вы ругаетесь и оскорбляете, опять надумываете себе обиды, говорят, это сейчас лечится.

Оля: Значит так, говорю один раз, больше не повторяю, если ты ещё раз, овца, свой рот раскроешь, я тебе пупок на голову натяну, ты меня поняла, извини, что так непонятно?

Маша: В моём детстве на меня, так же как вы сейчас, кричали родители. Да. Я была старшей, меня взяли из детдома, у меня была ещё младшая сестра, родители потом её случайно родили, то есть их родная дочь, а потом ещё брата родили случайно. И потому что они – мои сестра и брат – родные, родители дарили им больше польских игрушек и гематогена на развес. Об этом мне рассказывала сестра, когда съедала весь гематоген, чтобы похвастаться, что она младшая и её с братом больше любят, потому что они не из детдома. Нет, я её не виню, не подумайте, она маленькая была и болела. Она хвасталась по глупости, я понимаю, это детский менталитет такой. И я убегала в комнату, забивалась в угол, и отчаянно плакала там в углу. Плакала и рыдала. Рыдала и плакала.  А рана кровоточила и зияла, и я истекала кровью там – в тёмном углу. Как сейчас. (плачет)

Оля: Маш, ну ты чё…

Маша: Извините меня, пожалуйста, я не хотела. Просто у меня всё так наболело, я же сирота, это всё так всплыло сейчас перед глазами, всё рвётся наружу, так болит внутри.

Оля: Маш, ну ты прости меня что ли. Ну такая я, Маш, резкая, ну прости меня.

Маша: Знаете… Знаете, Оля, вы похожи чем-то на мою сестру. Вы такая же честная. А потом моя сестра бросила меня, и брат бросил, а потом меня бросили родители, умерли, я осталась опять сиротой. И я осталась одна, это как будто у тебя отнимают часть тебя самой. Вот сейчас даже денег нет на проезд, меня ограбили. Оля, можно я буду к вам на «ты»?

Оля:  Можно, конечно, можно, давно пора.

Маша: Ты мне как сестра, Оля, честно, только родная как будто. Ты такая же, честно, да.

Оля: Хочешь, я буду тебе сестрой?

Маша: Правда? Нет, правда? Родной?

Оля: Ну типа того.

Маша: (плачет) Очень хочу. Очень.

Оля: Не плач, всё будет хорошо.

Маша: Очень хочу. Хотя бы на одни день, я понимаю, что вы потом бросите меня.

Оля: Мы же на «ты».

Маша: Хотя бы на одни день…

Оля: Я тебя не брошу.

Маша: Клянёшься?

Оля: Клянусь.

Маша плачет, обнимает Олю, Оля гладит Машу по голове.