Мое второе знакомство с ее творчеством случилось в июне четырнадцатого года. Война только вошла в людоедскую фазу. Только-только «славные лыцари» удачно отбомбились по Донецку и Луганску. Но ужас происходящего еще не выплавился в ненависть к убийцам. Помню этот страшный, как разрыв снаряда шок: «За что они нас убивают?»
Из телека мутным потоком лилась брехня о «террористах», которые сами себя обстреливают, а мировое демократическое сообщество смотрело сквозь нас, внезапно снова заболев глазами.
И тут сеть буквально порвал стишок. То ли написанный ребенком, то ли для детей.
"Самолет летит бомбить,
Он летит тебя убить!
Если ты – не идиот,
Ты сбиваешь самолет:
Или ты его собьешь,
Или он тебя убьет!"
И вот что удивительно: несмотря на свою безыскусную «детскость» он, как искусный врачеватель, моментально поставил мозги на место: настало то время, когда уже нет никаких оттенков. Вся жизнь становится «или /или». По своей внутренней силе такое обращение сравнимо только со знаменитыми словами Эренбурга из далекого сорок второго. Только значительно позже я узнал, что это – стихотворение Юнны Мориц. Той самой, из детства, где «ежик резиновый» и «собака бывает кусачей». Узнал и был потрясен…
В раннем детстве ей дважды повезло. Первый раз, когда отца внезапно выпустили из тюрьмы, откуда мало кто возвращался. Последствием стала прогрессирующая потеря его внешнего зрения, которое перешло в ее внутреннее. А второй раз, когда ее семья успела в сорок первом выехать в эвакуацию, не став содержимым того самого урочища в северо-западной части Киева. С тех пор девочка Юнна все знает о Бабьем Яре, а Бабий Яр все знает о ней.
Думаю, в этом скрывается секрет ее жизненной острой прямоугольности: когда вселенское зло давно поставило крестик напротив твоего имени, разве может случиться что-то еще более страшное? Отсюда и ее бритвенная юношеская прямота, стоившая десятилетий забвения, отсюда и неисчерпаемый оптимизм.
"Все будет хорошо, – и даже то, что плохо.
Не унывай, душа, сиянье и тепло,
Ты – кроха высших сил, Творца живая кроха,
Все будет хорошо, – и даже то, что пло!.."
При всей внутренней цельности натуры, ее талант многолик. Она – невзрослеющий ребенок. И это, наверное, высшая стадия духа – дитя, играющее россыпью волшебных слов. Отсюда – не только детская простота стихов, но и необычайное умение выплавлять новые символы. Стихотворенчик, Новогод, спамятник, эпизодчий, кривозащитники, гитлеропа, убежденьги, гегемоль, хунтец, протестуция – каждое из них уже само по себе произведение.
Но при всем при этом Мориц, по ее признанию, еще и «стерва Сопротивления». Сопротивления русофобии, предательству и постоянным попыткам переломить хребет нашей Родине. Она как пулеметчик, держащий свой рубеж обороны в одиночку. Неизвестно, прикрывает ли кто-то справа, слева, поддерживает ли огнем с тыла. Да это и неважно. Просто нет другого пути. Потому что она – из того населения, у которого совесть не выльешь из вен.
"Это рус.поэтам – не впервые,
Есть огромный опыт с древних пор,
Подавляем точки огневые,
По России бьющие в упор".
Каждое ее произведения – как вспышка, удар молнии, который превращает все хитросплетения уютной политкорректности в простой, но стреляющий острой болью вопрос: или/или? За это ее ненавидят лютой ненавистью заграничные нацики и отечественные либералы. И даже рафинированные интеллигенты, гордящиеся своим умением различать не пятьдесят, а пятьсот пятьдесят оттенков серого, недовольно морщат нос: детские стихи поэтессы намного лучше!
Но за этот гуманитарный конвой талантливого поэтического слова ее обожают в Донбассе. Потому что в нашем общем случае «линия фронта проходит сквозь нас – доблестью в чистой рубахе!»
Завтра у Юнны Петровны Мориц - день рождения. В этот день ее профессиональные недоброжелатели, как исстари повелось, зальют эфир своим шипением. Но разве способен салют ненависти заглушить чистую музыку нежной любви ее «никуда не удравшего Читателя никуда не удравшей страны»?